В тиши почти что деревенской,
Свершая чувственный обряд,
Я был на кладбище Смоленском
Среди надгробий и оград.
Шёл мелкий дождь. Была суббота.
Терзал мой мозг печальный стих.
Меня влекло куда-то что-то
Под зелень улиц нежилых,
В земную тишь миропорядка
И в неземную благодать.
Под шум дождя мне было сладко
О тихой пристани мечтать
На берегах реки Смоленки,
В переплетении корней.
Поодаль, у бетонной стенки
Две утки плавали по ней.
А чуть левее, у забора
Бесились псы, забор храня.
Я понимал, что я был вором
В их понимании меня.
И увязались псы за мною,
Из кожи рвались и из жил –
В их пониманье я земною
Своею жизнью дорожил.
Иного мира, неземного,
Где все уже предрешено,
Воображения больного
Понять им, бедным, не дано.
Но здесь, на кладбище Смоленском,
Мог помечтать я, как поэт,
Что в городке далеком энском
В меня направлен пистолет.
Вмиг разрешая все проблемы
И сократив мучений срок,
Я буду там, где будем все мы, -
Быть может, раньше на годок.
Уйду туда, в иные дали,
От черной речки пустоты.
А за оградой не рыдали
И молча ставили цветы.
Вороны каркали упорно.
Кружились листья над рекой.
Дождь умирал... И кто-то в чёрном
Шептал слова за упокой.
2003 г
Дыханьем апреля согреты,
По кругу стихи почитать,
У Яна собрались поэты -
Вся Санкт-Петербургская рать.
Садятся поэты по кругу,
И каждый тачает стило,
И каждый ласкает подругу
И думает думу зело:
Ведь были и мы рысаками,
Когда-то любили и нас.
А нынче, хоть сами с усами,
Не кормит нас больше Пегас.
Куда-то исчезло было,
И стих не идет, не греша.
Травой под асфальтовым слоем
Гниет, задыхаясь, душа».
И каждая думает: «Каждый
Мужик от рожденья алкаш,
А встретится трезвый однажды -
Так будет он дважды не наш,
Хоть будет он трижды поэтом,
Четырежды хоть - голубым...»
Мигнул огонек сигареты,
Навис над малиною дым.
Стихи завывают витии,
Долдонят, хлебнувши винца,
Как в штурмах парнасных бастилий
Путь крестный пройдут до конца.
С надрывной душевной потугой,
Желая желанья взлелеть,
Как будто лошадку по лугу,
Их гонит по кругу, по кругу
Шальная пегасова плеть.
У каждого нрав и сноровка,
И голос упруг, как метал...
Но вот впереди остановка...
Поэт, остудись, ты устал!
Они замирают в молчанье,
Уже им и петь ни о чём,
И жаждут потуг окончанья
И смерти под чёрным бичом,
Под скальпелем острым хирурга,
От пули бандитской в висок
Иль, волей судеб драматурга,
У нежных девических ног,
Под взглядом стыдливым и чистым...
И смерть на миру им красна...
Апрельским лучом золотистым
В окно загляделась весна,
Вещая пришествие лета...
Нет, нет, погоди умирать!
Над Яном столпились поэты -
Вся Санкт-Петербургская рать.
2001г
Комары ударяются в стёкла,
Только слышен их жалобный стон.
За окошком дорога размокла,
Выхожу я один на балкон,
Чтоб природу почувствовать остро,
Одолеть теплокровный рефлекс.
Я гляжу на Васильевский остров,
Омываемый влагой с небес.
Кто плывёт, как под парусом Грина,
Кто затейливым машет зонтом,
Кто-то дома сидит у камина,
Упираясь в свой нос животом.
Пролетают с мигалками стражи,
Водяную рассеявши пыль -
Они детям и женам расскажут
Детективную русскую быль.
Задыхаясь в малиновом звоне,
Вынес многое русский народ...
Люди добрые, что же вас гонит?
Зависть ль тайная спать не дает?
Или, может быть, злоба открытая
Направляет вам пулю в висок?
Иль шпана новорусская сытая
Отбирает последний кусок?
Что-то холодно стало!.. Быть может
Дверь захлопнуть, в тепло поскорей?
Глянуть в зеркало... Кто этот, Боже,
Отмороженный старый еврей?!
Это я ли, мальчишкой который
«Наутилуса» трогал штурвал,
Запираю оконные шторы
И о море мечтать перестал?
Я ль, дотла обожженный годами
И балластом ушедший за борт
Жадно щупаю твердь под ногами,
Вспоминая покинутый порт?
Я ль, ходивший путями Борея
Средь жемчужно-базальтовых скал,
Стал похож на больного еврея,
Что от жизни смертельно устал?
И, с ветрами гулявший на воле,
Повидавший волшебные сны,
Стариковской довольствуюсь долей,
Погруженный в четыре стены?
На былое гляжу из окошка,
Из ушедших в забвение стран...
Мне сочувственно щурится кошка,
Забираясь на старый диван.
Чьи-то тени колышутся странно,
Натыкаясь на мыслей иглу...
Выплывают огни из тумана
И ныряют обратно во мглу.
И за этой туманною синью,
Миражами реальность поправ,
Ухожу в неземную пустыню,
Где изысканный бродит жираф.
2001 г
За окошком продрогшая ветка
Отряхнулась вороньим крылом.
Ну, так что ж, попрощаемся, детка
И немного взгрустнем о былом.
Ухожу в тишины невесомость,
Где багровые пляшут огни.
Я - России отрезанный ломоть
За морями живущей родни.
Если что-то со мною случится
Среди голых кустов и берёз,
Не встряхнётся от сна заграница,
Не расслышит далёкое SOS.
Доползу до последней ступени
И нацелю тугую пращу,
И в хаосе гнетущих мгновений
Я мгновенье своё отыщу.
И застонет на облаке флейта,
И застынет на струнах смычок,
И в прицеле покажется чей-то -
Уж не мой ли? - гудящий висок.
Но прицелюсь надёжно и метко
И прижмусь распалённой щекой.
Ну, так что ж, попрощаемся, детка
И уйдем, кто куда, на покой.
В тишину, где колышется вечность
Замирающих в трепете струн,
Пролечу сквозь судьбы быстротечность,
Как когда-то и тонок, и юн.
Пронесусь над веками надгробий,
Над травою проросшим быльём...
И вселенской неслышимой скорби
Чёрный ворон помашет крылом.
2003 г
«Так жили поэты...»
«Я верю: то Бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала».
/А. Блок/
Полуподвал. Из полумрака
Дым коромыслом. Полусвет...
Кафе «Бродячая собака» –
Одна из Питерских примет.
И в полумраке полусвета
Поговорить о сём, о том
Сходились издавна поэты
В мечтах о веке золотом.
Грешить бесстыдно, беспробудно,
Но в тишине, по вечерам
Вновь из столицы многолюдной
В кафе войти, как в Божий храм.
Запой всемирный воспевая
И вьюгой Божьей занесен,
Страдал Поэт, и плоть живая
Его стонала, в унисон,
о всех усталых. И, высоко,
Над скукой загородных дач,
Парил Поэт с душой пророка,
Себе и лекарь, и палач.
Внизу – родимая долина,
И тучи стелются над ней...
А он - Поэт с главой повинной
За всех - людей и не людей.
Но глухо заперты ворота,
Кругом - не выйти, не войти...
Недвижный кто-то, чёрный кто-то
Там, со стаканом, на пути.
Лета кружатся в карусели
(Иль это только снится мне
В моём далече?..) Неужели
И вправду: истина в вине?
Я помню длительные муки:
Ночь догорала за окном,
Алел Восток... И чьи-то руки
Стаканы ставили вверх дном.
Мне тяжесть этих рук знакома
И лба надменного печать...
И комиссары в пыльных шлемах
Спешат свой шабаш отмечать.
В соседнем доме окна жолты,
Ползет, крадучись, красный страх.
Поэтов взрезаны аорты
И крови знаки на стенах.
Я вижу всё с моей вершины:
В железном грохоте стрекоз –
И алый парус бригантины,
И в белом венчике Христос.
...................................
Полу-Парнас, полу-Итака,
И будто в прошлое билет:
Кафе «Бродячая собака»,
И полумрак, и полусвет...
2006 г
Была страна, была война, была блокада,
И на костях, как на камнях, рос град Петра.
За край Земли я улетал из Ленинграда,
И дули в спину мне попутные ветра.
Лас-Вегас, пальмы, голливудская нирвана,
Бичи на пляже - как Иваны на печи.
За самым Тихим в мире Океаном
Ночами снились мне берёзки и грачи.
Припев:
И вот уже, на вираже, моя досада,
Какие драмы разыграл нам драматург!
Я уезжал из СССР, из Ленинграда,
А возвращался я в Россию, в Петербург.
И напевали мне заморские витии:
Мол, наша Родина - не дом, а вся Земля, -
Но понял я, что не прожить мне без России,
Что мне нужны её поля и тополя.
Я говорил: хочу узреть родные лица
И просто так, дышать за так я буду рад.
В упор смеялась надо мною заграница:
Мол, там давно ни Ленинград, ни Петроград.
Припев.
Какой порыв, какой надрыв, какое чудо:
Кресты соборов, золотые купола!
И не страшны мне никакие пересуды,
Дорога жизни меня к дому привела.
Ах, если б, если я имел бы дар Эзопа,
Какие басни здесь сумел бы сочинить!
Спасибо, Пётр, что пробил окно в Европу,
Но мне в России ещё хочется пожить.
Припев:
И вот уже, вся в тираже, моя досада,
Какие драмы и комедии вокруг!
Я уезжал, я уезжал из Ленинграда,
А возвратился в святый город Петербург!
2003 г
Я прошёл все дороги на свете
И бреду с золочённой сумой.
Я спрошу, но никто не ответит -
Как найти мне дорогу домой?
Мне ж другая дорога знакома
Что, петляя, от дома вела
И кружила от дома до дома
И другие вершила дела.
А вокруг - пустота,
От креста до креста
Уходящая в небо мечта.
И пускай за спиною полмира -
Всё мираж, дорогой, всё мираж.
Где твой угол, где дом, где квартира,
Где последний на свете этаж?
И молчите: ни слова, ни слова!
Хоть на алых примчусь парусах,
Мне с собою не встретиться снова
Ни в далеких, ни в близких краях.
А вокруг - маята,
От моста до моста
Все родные до боли места.
В жёлтом вихре закружится осень,
Растревожив заветную грусть,
И по улице Зодчего Росси
Я непрошеным гостем пройдусь.
И поникнет дрожащий листочек,
Над Невою зажгутся огни.
Где же, где же вы, белые ночи,
Ленинградские ночи и дни?
А вокруг мишура
От двора до двора...
Но ни пуха тебе, ни пера!
2003 г
Сквозь войны и смуты, и бунтов недуг,
За веру святую в ответе,
И денно, и нощно грядёт Петербург
В новое тысячелетье.
Плещутся волны о хладный гранит,
Промыслом высшим мессии
Питер прибит, словно каменный щит
К невским воротам России.
Припев:
Слёзы ли, кровушка льётся
С ликов суровых икон -
Песня, как прежде, несётся,
И над Невой раздаётся
Колоколов перезвон.
Город блокады и город дворцов,
Вещего духа опора.
Памяти павших дедов и отцов
Стала музеем «Аврора».
Не забывала героев страна,
Город стоял не напрасно,
И охраняла нас та сторона,
Что для обстрела опасна.
Припев:
Слёзы ли, кровушка льётся...
Запад ни Запад, Восток ни Восток,
Над куполами - метели...
Трёхвековой исполняется срок
Городу русской купели.
Тучи ли с Юга в Россию плывут,
Дуют ли ветры с Востока –
Бьют барабаны и трубы зовут
К вечным вернуться к истокам.
2003 г
А ты запомни день вчерашний:
Земных ещё не сбросив риз,
Дрожат, вонзаясь в небо башни,
Верша последний свой стриптиз,
Под вой эфира издалёка,
Под грохот рухнувших небес,
Как отмщение порока
И откровение пророка...
Не бог, не ангел и не бес, -
Вершитель судеб бесноватый,
Отбросив напрочь сотни лет,
В комок священной мести сжатый,
Шлёт миру пламенный привет!
2001 г
Когда вокруг чужая нагота
Тебя приветствует в рассеянном пейзаже,
Ты весь распят под облаком и даже
Тебя не будоражит суета
Чудесных дней весеннего разлива,
Зовущих в тень взрастающего дива
И обрываясь пропастью у рта.
Зачем, скажи, молчал ты под крестом,
Свой сувенир скрывая как обузу?
Твоя десница каменного груза
Нам говорила все - да не о том.
Седой старик, ты радовался мне,
Когда входил я в черную кибитку,
Неся с собой, как розу, маргаритку,
Не думая, что там еще, на дне.
О, серых окон царственный овал!
В твоих садах я зрел лишь половину,
Но знал уже, что полностью я сгину,
Вручив тебе губительный штурвал.
Но иногда, смеясь над красотой
Пустых небес, не различимых глазом,
Я расцветал блистательным топазом,
Сверкнув на миг щемящей пустотой.
Огромный камень лег на мою грудь,
Перечеркнув стремление к былому,
Я впал навек в сиреневую кому,
Святых небес мне больше не вернуть.
Нам говорили: истина проста,
Как маята грядущего насилья -
Она грядёт - седьмая камарилья,
Восьмой не будет в тягости креста.
Кругом – ни зима, и ни лето,
И с неба – ни дождь, и ни град...
А где-то, а где-то, а где-то
Кружит наз землей снегопад.
Беснуется белая стая,
И кажется: всё! И навек!
Лишь стрелки часов отмечают
Земли заколдованный бег.
Вот в штопор заходит планета –
И снова уносится прочь.
Грядущего года приметой
Легла новогодняя ночь,
Где талой снежинкой отмечен
И мой перевал неземной.
Не лейте, грошовые свечи,
Вы слез восковых надо мной!
Пусть знойного лета осколки
Сильней заметает метель,
Пускай новогодние ёлки
Раскрутят свою карусель!
В колючках искрящейся пыли
Пушистый уляжется снег,
Мы канем в его изобилье,
Как будто в желанный ночлег.
Мильоны его моногамий
Свершась, обращаются в прах...
Снег в душах и снег под ногами
И тающий снег на губах.
Пусть завтра стеной водопада
Нависнет сосулек литьё -
Что ж, значит, так надо, так надо,
Чтоб кто-то ушёл в небытьё,
А кто-то в сиреневой смуте,
Вникая в утраченный след,
Устал трепетать на распутье
Метелей, падений и лет.
...............................
Но где-то, но где-то, но где-то,
Где берег банановый крут,
Стоит бесконечное лето,
Беспечные люди живут,
О снеге далёком мечтают
Под бой барабанов тугих,
И синие айсберги тают
В горячих видениях их.
Вообразите себе электрон,
Делающий 200 миллиардов оборотов
За одну миллионную долю секунды,
И при этом находящийся везде и нигде
В данный момент времени,
Или фотон, настолько привередливый,
Что никак не хочет существовать
При скорости ниже скорости света,
Или ничтожно малый фридмон,
Вмещающий в себе, однако, целую вселенную
С миллиардами звезд, планет и людей,
Ухитряющихся вместить в исчезающе малых
Объёмах своих микро-«я»
И радость, и горе, и любовь, и зло...
А теперь, натренировав свое воображение,
Представьте себе свою любимую,
Задыхающуюся судорожно и бесстыдно
В настойчивых, лихорадочных и потных
Объятиях другого мужчины,
Или мирно спящую,
Прижавшись горячим и мягким своим телом
К его телу,
Или спокойно извлекающую
Божественную свою грудь,
Чтобы накормить этой грудью его ребенка...
И скажите теперь, что вы думаете об этом мире,
Ещё не самом худшем среди миров?
1969
Ты ль пройдёшь озабоченно мимо,
Я ль куда-то иду, торопясь -
Словно нервною струйкою дыма
Намечается нежная вязь.
Кружим в дымчатом облаке кружев -
Сотворенье волнений моих –
Я ли, чувства свои обнаружив,
Ты ль, скрывая отсутствие их.
Беспредметны короткие встречи,
Наводящие тень на плетень –
Я ли тихо скажу: - Добрый вечер!
Ты ль беспечно кивнёшь: - Добрый день!
Просто узкая слишком дорога
Сводит нас и разводит скорей.
Я не встречу тебя у порога,
Ты не выйдешь ко мне из дверей...
1969
Мне все говорили: «Напрасно:
Ведь разница вдвое почти.
Как это смешно и опасно –
У классиков, дурень, прочти.
Про твой несерьёзный поступок
Исписаны сотни страниц:
Как это опасно и глупо:
Влюбляться в своих учениц!»
Об истины те прописные
Мы бьёмся, как рыба об лёд.
Но сменим ли сказки лесные
На трезвый и скучный расчёт?
И лунные сны уничтожим,
И звёзд исчезающий свет?..
Нет, мы возвратиться не можем
В спокойное пошлое. Нет!
На миг проступило неясно
Лицо твоё в свете зарниц -
То звёзды мигнули: «Прекрасно
Влюбляться в своих учениц!».
1975 г