Монолог-тост Старого года (из студ. стенгазеты)
На распределении (из студ. самиздата)
Как метеор неуловима,
Как детства сон, как миг, как миф,
Моя любовь проходит мимо,
Своим дыханьем опалив.
Хоть твою руку на прощанье
Я задержу в руке своей -
И все... Прощай! - не «До свиданья»
И все... Лишь тень у фонарей.
Лишь где-то лаяли собаки,
И я стоял, слезу тая...
Ты растворялась в полумраке
И удлинялась тень твоя.
И, словно тень неутомима,
В обличье скромном темноты
Моя любовь проходит мимо,
По грани жизни и мечты.
И трепетал мой каждый атом:
Терять, еще не обретя!
Моя находка и утрата,
Листок прощальный октября!
Лети, лети, листок безгрешный!
Срывайся, мокни - бог с тобой!
А я еще сквозь мрак кромешный
Увижу проблеск голубой...
Но, как судьба неумолима,
Как спутник, делая витки,
Моя любовь проходит мимо,
Роняя мокрые листки...
Лежал букетик яркокрасный
Цветов на серой мостовой.
К чужим несчастьям безучастна,
Их смяла женщина ногой.
Но что из этого? Порой нам
Не надо тратить лишних слов:
Цветы - не люди, им не больно,
Нам бед хватает без цветов.
А я спешил к тебе в тот вечер,
В последний раз к тебе спешил.
Я разделил: для тела - встречи,
А расставанья - для души.
Я шел к тебе, уже не властный
Ни над тобой, ни над собой.
Лежал букетик яркокрасный
На безучастной мостовой.
И люди шли, цветы топтали,
И я средь них... Дела, дела...
В чужом дому, в чужом квартале
Чужая женщина ждала.
Потом, в рассветный час разлуки
Мы сели рядом на кровать,
И в первый раз глаза и руки
Нам было некуда девать.
Ну, что ж, спасибо! Мне довольно,
Что на сегодня ты со мной.
И мне уже не очень больно -
Как тем цветам на мостовой!
1968
Сине-сине под глазами.
Вечер. Комната в дыму.
То, что было между нами,
Неизвестно никому.
И никто о том не знает,
Что еще нас завтра ждет...
Тихий вечер наступает.
Месяц по небу плывет.
Тихий вечер. Все спокойно.
Все спокойно? - ну и пусть!
Гитаристочка, пропой нам -
Ты ж все знаешь наизусть.
Ты следы губной помады
Под улыбкой не таи:
Только мне понятны взгляды
Повзрослевшие твои
И твоя улыбка - маска
Беззаботности былой,
И растерянная ласка,
И растерзанный покой.
Закруглили все мы сами,
Чтобы не было углов.
То, что было между нами,
Не оставило следов, -
Только маленькая тайна...
Переглянемся шутя.
Гитаристочка, сыграй нам
Под Высоцкого хотя.
Подыграй - а мы уж сами
Разберемся, что к чему.
То, что было между нами,
Неизвестно никому.
И никто, никто не знает,
Что еще нас завтра ждет:
То ли вечер наступает,
То ли солнышко встает?
1971
Куришь свои сигареты,
Мимо проходишь легко,
Чуть прикоснешься - и где-то
Вновь от меня далеко.
Ниточка вьется и вьется,
Рвется обрывками фраз
И исчезает в колодцах
Синих и ласковых глаз.
Может, тебе и обидно,
Мне же обидно вдвойне:
В синих колодцах не видно,
Что происходит во мне.
Но я здороваюсь утром,
Днем по привычке шучу, -
В общем, стараюсь, как будто,
Глупых не выразить чувств.
Ниточка вьется и вьется,
Рвется обрывками фраз,
И исчезает в колодцах
Синих и ласковых глаз.
1969
Три дня разлуки - как три сотни дней,
Но удивляться этому не стану:
Ты с каждым днем становишься нужней -
Как уходящий берег капитану.
Взглянув за борт, наполнив ветром грудь,
Он «Полный ход!» воскликнет умудрёно -
И берег, потревоженный чуть-чуть,
Над горизонтом покачнется сонно.
Земля - вдали. Но виден новый порт -
Мираж для юнг, но не для капитана:
Он вылечится снова, старый черт!
И мель - земля, но то - земля обмана.
Пусть!
Шаг.
Еще.
По трапу.
По земле...
По сердцу.
По пустыне
мирозданья...
Ах, ладно! Дело было в феврале -
Канун весны, начало ожиданья.
Дни пролетят - и в тысячах огней
Я берег свой единственный увижу.
Ты с каждым днем становишься нужней...
Но почему не делаешься ближе?!
1975
Как корабль, что колышут едва
Зыбью волн отдаленные страсти,
Зазывают меня острова
Миражами рискового счастья.
Вот до бухты рукою подать -
И почувствую твердь под ногами.
Ветер в спину! Но, видно, опять
Пронесет меж двумя островами.
Что-то надо мне напрочь отсечь,
Разрубить раздвоенности путы...
Но висят, как отточенный меч,
Надо мною часы и минуты.
Время мчится - и я тороплюсь,
Чтоб до штиля пройти парусами.
Но куда мне пристать - не решусь
И мечусь меж двумя островами.
Я давлю в себе зреющий бунт,
Исступленно вращаю штурвалы,
Якорями цепляюсь за грунт...
Но теченье уносит на скалы.
Я ж немногого, в общем, хочу,
Не верчу, не играю словами.
Непонятную участь влачу
Посреди, меж двумя островами.
Свежий ветер дурманит меня
И сулит неизбежность крушенья.
Говорю себе: «Право руля!»,
И боюсь рокового решенья.
Но на острове том - тишина,
Не качается твердь под ногами.
Парус мой добивает волна
Вдалеке, меж двумя островами.
Долгожданный покой сторожу,
С омрачающей счастье досадой
Я на берег далекий гляжу...
И к тому припадаю, что рядом.
И промокшую душу сушу...
Острова! Я в долгу перед вами,
Что плыву и дышу, и пишу,
И живу меж двумя островами.
Пробегают года и века над землей...
Нам фантастикой кажутся, сказкой
Орден Льва или Орден Марии святой,
Славный рыцарский Орден Подвязки.
Мы порой вспоминаем в тоске,
На пороге космической эры,
Как с коней припадали к руке
Золотого Руна кавалеры.
И под взглядами царственных дам,
Оторвавшись от ручек с досадой,
Смерть несли деревням, городам,
Насмехаясь над дантовским адом.
Но никто лучше их бы не смог,
Вмиг забыв о сражениях жутких,
Поднести оброненный платок,
Подхватить застарелую шутку.
Много минуло зим, много лет,
Но, хоть рыцарство вымерло, вроде,
Кто поверит, что рыцарей нет
И что рыцарство больше не в моде?
Древних лат нам нисколько не жаль,
С прошлым мы расстаемся без страха.
Кто читает теперь «Парсифаль»
Сочинения фон Эшенбаха?
Но печаль затаилась в груди
И удобный момент выжидает.
Кто поверит, что мы позади? -
Мы же дамам места уступаем.
И как прежде, в седые года
Нам поют современные барды.
Кто сказал: пели лучше тогда -
При дворе короля Эдуарда?
В нас не умер еще дон Кихот,
Еще мельниц осталось немало...
Кто сказал, что душа не поет
Без коня, без меча, без забрала?!
1970
Погашен свет. Экран напротив.
Налево - выход. Справа - ты.
Герои фильма - все в полете,
Плюют на землю с высоты.
И тем мужчинам-суперменам
Кричали женщины «Ура!».
Я б им завидовал, наверно,
Но понимал, что все - мура.
Француз - красавец и повеса -
Всех женщин целовал подряд:
Он в этом деле был профессор,
А я - еще не кандидат.
И я завидовал французу:
Его уменью обольстить,
Его таланту без обузы
Любимым быть и не любить.
Мне очень много не хватало:
Его нахальства, красоты,
Его веселых идеалов
И идеальной пустоты.
Но я сидел, грустя не к месту,
Не поняв юмора, когда
Делили на двоих невесту
И морды били иногда.
В моей ладони чуть дрожало,
Сквозь ткань дышало горячо
И обжигало, обжигало! -
Твое холодное плечо.
Колени чуть соприкасались,
Рождая вихрь огневой...
Но свет зажегся - мы поднялись:
Ты не моя, и я не твой.
1966
Казалось мне, что ты давно забылась,
Далекая - неписаный закон,
Как вдруг сегодня снова мне приснилась,
И образ твой был странно незнаком.
Так кто же ты? - и я альбом листаю -
Кого там нет! - а мне б твой только след.
И вдруг - о, радость! - карточка простая
Тебя хранила много-много лет.
Вот ты сидишь, склонившись над тетрадкой,
Лишь иногда бросая быстрый взгляд
Задумавшись, рассеянно, украдкой...
Но начеку был фотоаппарат.
Мой это миг, лежит в моем альбоме
Среди других, средь прочего всего.
Но ты была -
Живая...
Ночью...
В доме...
И мы...
Нет, я
не помню
ничего...
Она, в коротком платьице
И в тоненьких чулках,
Казалось: вот расплачется
В невежливых руках.
Упрашивала шепотом,
Чего-то хороня,
Но платьице без ропота
Сняла в начале дня.
Придвинулась, дрожащая -
Устала, видно, ждать...
И скрипнула шалящая
Железная кровать.
1966
Уж если женщина пришла,
То это что-нибудь да значит,
Но предстоит решить задачу:
Что значит; «Женщина пришла»?
Она, быть может, просто так
Пришла, поддавшись уговорам,
От неприязни к долгим спорам...
А ты надеешься, простак!
Или, быть может, что она
Не от любви - от любопытства,
Что в каждой женщине таится,
Пришла, поступками вольна.
Она явилась, не любя
Или любя, - но будто брата, -
И вся - грядущая утрата
И вся в себе, но виновато
Она не чувствует себя.
А может быть и так еще:
Она пришла, смеясь и плача...
Вчерашней болью обозначен
Ее приход... А ты причем?!
Но поддержи мужским плечом
Ее при всем, что не причем ты,
И верь в удачные экспромты -
И не печалься ни о чем...
1971
Я с вами прощаюсь, поэтому тост
Мой будет немножечко длинным.
Не ангел студент: и диету, и пост,
Бывает, нарушит невинно.
Хоть в сессию твердо: ни капельки в рот! -
В такую минуту не трогай, -
Но праздник есть праздник, к тому ж - Новый год -
Придется отметить немного.
Тут всяко бывает: старик Дед-мороз
И тот перехватывал лишку...
К чему это я? Ну, проклятый склероз! -
Придется записывать в книжку.
Мороз минус двадцать. В читалках жара!
Эх, стать бы лет на сто моложе!
На старого деда напала хандра -
Пора в крематорий... И все же:
Да здравствует солнце! Да скроется тьма!
Я знаю, как неучи жалки.
Как учат иные! - похвально весьма!
Иные готовят шпаргалки.
Конспекты - де юре, шпаргалки - де факт,
Но как бы не преувеличить:
Работа не волк, а физфак - не химфак,
Но тоже умеет химичить.
Я сам был когда-то таким школяром,
А нынче в карете я еду
И даже гусиным владею пером -
Спасибо Морозу-прадеду!
Простите за шутку. Я ж верно служу:
Ко смертным питая сердечность,
Я из бесконечности к вам прихожу -
И снова иду в бесконечность.
И вот по дороге забрел в институт,
Надеясь и веря во что-то:
Не здесь - значит, где-то еще меня ждут,
В какой-то системе отсчета.
И вам не желаю на месте сидеть:
Не бойтесь неверного шага,
А бойтесь парады из окон смотреть,
Прикрывшись для верности флагом.
Ведь если по честному, что нам парад? -
Ну, речи, знамена, плакаты...
А если по трезвому, что Ленинград -
В разрезе жилья и зарплаты?
Пусть здесь остаются красавцы-дома -
Бросайте фортуне перчатку -
За нею не станет: вас ждут Колыма,
Таймыр, Сахалин и Камчатка.
Смелее! Скорее впадайте в экстаз!
Какой разнообразнейший спектр
Любых специальностей будет у вас:
Учитель, директор, инспектор!..
Но этому списку не видно конца!
Да и вообще некрасиво
В такую пору будоражить сердца,
Такой соблазнять перспективой!
Так выпьем за счастье! Забудем «хвосты»,
Отбросим на миг фолианты.
Давайте, толкайте любые тосты -
За лазеры, мазеры, кванты...
Поднимем бокалы скорее, а то
И так уж расшатаны нервы,
И выпьем за то - я не знаю за что,
Короче: за семьдесят первый!
Нас обучали четыре года -
И надо долг отдать теперь.
Декан в печали, что нет народа
В Каракалпакской АССР.
Декан с досады бросает взгляды
На сиротливый белый лист.
С деканом рядом сидит Каляда -
Известный член и активист.
Я у порога сробел немного:
Он не любитель полумер.
Сказал он строго: «Вас ждут, как бога,
В Каракалпакской АССР».
Шутил Каляда: «Шахерезада
Жила в тех самых местностях.
От Ленинграда до Ашхабада
По карте только пол-лаптя.
Да ты пойми же: вопрос престижа -
Ведь кто-то должен дать пример.
Я жил в Париже - Париж не ближе
Каракалпакской АССР».
Ворчал Каляда: «К чему бравада?
Три года ты отдать изволь.
Баранов стадо дадут в награду -
И будешь жить там, как король!
Коль ты не ирод, сам сделай вывод:
Жизнь не бывает без потерь.
Да ты пойми вот: отличный климат
В Каракалпакской АССР».
Жалел Каляда: «Дать лимонада?
И успокойся, вытри пот.
Грустить не надо, там море рядом:
Ну, километров восемьсот.
Езжай без стона. Бери с разгона
Психологический барьер.
А скорпионы своих не тронут
В Каракалпакской АССР».
Кивнул Каляда: «Теперь порядок!
Такой, как ты, там просто клад!».
Ну, если надо, значит, надо -
И наплевать на Ленинград!
1972