Ян Майзельс > Книги > Статьи > Бог, человек, Вселенная

Назад   Далее

11. Реабилитация смерти

В редакцию ж-ла «РОГ БОРЕЯ» (Россия)

Уважаемая редакция! Хочу предложить Вам тему, щепетильную не только саму по себе, но и в том необычном ракурсе, в котором она подается. Да, собственно, и не в ракурсе дело, а в совершенно новой парадигме, выявляющей такие отношения между жизнью и смертью, которые позволяют говорить о «загробной жизни» не с голословных позиций эзотерии, а в границах современной науки, не утрачивая при этом и даже, напротив, усиливая здоровые мистические тенденции. Некоторые необычные ощущения, не имеющие аналогов в сугубо земной жизни и называемые измененными состояниями сознания, могут иногда (очень редко) возникать спонтанно, в результате случайного наложения нескольких факторов: настроения, воспоминания, запаха, необычного вида неба и т. д. (такие явления относят к мистическому или религиозному опыту), но без воздействия галлюцинногенов или стрессовых ситуаций. Автор, испытавший 3-4 раза подобные состояния, уже не в силах их позабыть, хотя и остается в здравом уме и памяти, и потому предлагаемое им рациональное толкование смерти не следует считать подходом только физическим или материалистическим, несмотря на рассмотрение вполне реальных механизмов и моделей.

Реабилитация смерти

Никакая, наверное, тема не провоцирует столько спекуляций, как тема бессмертия. Редко кто в наше время говорит о бессмертии тела (хотя новые открытия в генетике позволяют создавать весьма смелые в этом отношении фантазии), еще реже говорят непосредственно о смерти – разве что в таком оптимистическом ее варианте, как «жизнь после смерти», или «жизнь после жизни». Наиболее привлекательный вариант – бессмертие души. Само слово «душа» как бы вводит нас в область чистой духовности.

В последнее время модно стало говорить (и писать) о том, что удалось даже взвесить нашу неуловимую душу. Оказывается, весит эта штуковина что-то около 4 граммов. Данное обстоятельство приводится, естественно, как прямое подтверждение существования души, ну и, кроме того, как несомненный успех науки. Правда, еще точно не вычислили, где эта субстанция прячется, но, вроде бы, не в самом сердце (а то было бы почти, как в песне: «Девять граммов в сердце… Постой, не спеши…»). Таким оптимистам невдомек, что, защищая, как им кажется, существование души и тем самым как бы утверждаясь в своей духовности, они начисто эту духовность отвергают, впадая в самый грубый «матерьялизм». Душа - весит! Кричать и плакать хочется: «Да оставьте же душе хоть что-то духовное!», то есть лишенное массы и объема, каковые являются именно атрибутами материи, но никак не духа. Если не слишком теоретизировать, то ведь что такое душа, как не наши чувства, переживания, мысли? И если душа весит 4 грамма (правильнее говорить, конечно, не о весе, а о массе), то сколько, например, весит любовь к Родине? А к женщине? А к матери? А к ребенку? А ко всему человечеству? Или, наоборот, ненависть: к врагам, к негодяям, к демократам, к коммунистам, к сионистам, к черным, белым, желтым, голубым?.. К тараканам? К крысам?.. Или сколько конкретно весит та или иная мысль – если она, как утверждают такого рода «душелюбы», материальна? Конечно, можно с некоторой витиеватостью утверждать, что все эти мысли и чувства как бы увязаны в единый клубок, нанизаны на общий «стержень», определяющий человеческую личность, но от этого ни сами чувства, ни «клубок» этот, сотканный из эмоций и ни сам «стержень» не становятся при этом ничуть материальней (можно сколько угодно говорить о таком «стержне человеческой личности», но существенность его будет не больше существенности, например, земной оси).

Но уж очень нам хочется, чтобы душа существовала реально, чтобы она обеспечивала наше бессмертие. Вот и путают, очевидно, реальность с материальностью, не осознавая, что духовное, существуя реально (как гнев, например, или как сон), все же отличается от материального как раз тем, что не может быть выражено количественно, тем более через такие материальные характеристики, как объём или вес. Душа есть, собственно, символ, а не некий материальный носитель духовности, наподобие сердца или мозга.

Кстати, откуда взялось вдруг представление о «весе» души? Если верить прессе (а других источников на эту тему я не встречал), то на неких высокоточных весах производилось взвешивание тела человека в момент умирания. При этом потеря веса тела составляла около двух грамм (в других источниках сообщают о четырех граммах). Здесь уже сразу непонятно, зачем нужны «высокоточные» весы для столь «весомой» массы? Мне кажется – лишь для пущей журналистской убедительности. У несчастной мыши, которую специалист по ракетной технике Мирошников помещал в запаянную колбу, и погибающей от удушья (см. «Московский комсомолец» от 24 декабря 1999 г. ) масса тела в этот момент снижалась на одну тысячную, т. е. на 0,03 грамма. Для современной техники – эксперименты простейшие, которые, в принципе, может произвести любой «душелюб». Если душа, как учат эзотерические мудрецы, представляет собой тонкую материю (в форме вибраций), то ведь они имеют в виду под словом «тонкая» как раз неуловимость этой материи, а даже доля грамма – это вполне ощутимая вещь. Так что уже в одном этом наблюдается противоречие. Тот же Мирошников при стендовых испытаниях двигателей с тягой 40 тонн наблюдал прирост тяги при вибрации на 44 кг, т. е. примерно на такую же одну тысячную. Но тогда вообще при чем здесь душа?!! Просто всякое вибрирующее тело (живого человека, живой мыши, неживого двигателя) приобретает дополнительную массу, которую оно утрачивает с прекращением вибраций. Если это действительно так, то это очень интересный эффект с точки зрения физики, но духовность и душевность здесь не при чем.

Недалеко от таких измышлений располагаются и всякие теории реинкорнации (хотя само по себе это слово мне тоже очень нравится. Красивое слово! И умное. Это все равно, как, например, рефрижератор или, еще лучше, как ретранслятор – попробуй возрази: «существует – и ни в зуб ногой»). Один мой знакомый, очень реалистичный и трезвый в жизни человек, некоторое время утверждал, что был у Петра I министром финансов. Потом оказалось, что довелось ему побывать и в теле Николая (забыл, какого по счёту). Но с тех пор, как он очень конфиденциально поделился со мной, что в одной из многих предшествующих своих жизней был самим Иисусом Христом, я уже не подходил к нему на расстояние ближе вытянутой руки. Не Христа, конечно, я испугался, но мало ли кем ещё был мой знакомый в своих прежних воплощениях? А вдруг укусит?.. Впрочем, я заметил, что редко кто из этих «реинкорнантов» был раньше дворником или хотя бы управдомом. Или, не дай Бог, слепоглухонемым. Или бурёнкой в стойле? Му-у…

Здесь к понятной жажде бессмертия примешивается еще и мания величия – тоже, по-своему, понятная. Конечно, мне могут возразить, что человек «помнит» (и то лишь где-то в подсознании) только о своих значимых перевоплощениях, хоть в какой-то степени им осознаваемых, но какая радость от такого «бессмертия», когда даже по простой вероятности шансов побывать в королевской «шкуре» не так уж много. Впрочем, зная историю, и не любому королю позавидуешь… Но если оставить иронию, то о бессмертии души в случае реинкорнации можно было бы говорить лишь тогда, когда каждое воплощение реально бы осознавалось и запоминалось, иначе, что оно есть, что его нет – никакой разницы.

Предлагаемая мной гипотеза гораздо более реалистична. После ее первичной – в 1996 году – публикации в Лос-Анжелесском альманахе «Панорама», один из читателей, д-р Пол Матсерат из Австралии, написал мне: «На мой взгляд, Ваша гипотеза смерти выглядит самой реалистичной из тех, которые я знаю» (подробней это изложено в книгах «Формула Бога», «Реалистическая метафизика смерти». Между прочим, более точно следовало бы назвать последнюю книгу «Оптимистической метафизикой смерти» или же «Метафизикой бессмертия»), так как исходит из вполне обоснованных соображениях, хотя понятно, что приходится мириться и с некоторыми допущениями, так как прямому эксперименту данная область исследования принципиально недоступна. Речь в ней идет о некоей граничной ситуации, в равной степени примыкающей как к физическим, так и к духовным измерениям. При этом она не только не выходит за рамки законов физики, но исходит из них – в то же время на них не замыкаясь. Но это и не компромиссная ситуация, когда и волки сыты, и овцы целы. Посмотрим…

В настоящее время прямо не усматривается никаких путей, каналов, по каким можно было бы получить информацию из «загробного мира», однако нашумевшие опыты д-ра Моуди дают, на мой взгляд, некоторую модель такого типа «сообщения». Почему только модель? Потому что там рассматриваются факты клинической смерти, а нас интересует смерть истинная, необратимая. По моей версии, умирающий может (или должен) испытать подобного рода ощущения на пороге истинной смерти. Близкие к этому ощущения испытывают подчас люди, находящиеся в экстремально стрессовой ситуации, например, падающий со скалы альпинист (таких и подобных случаев описано множество). Эти ощущения относят к измененным состояниям сознания, в разных вариациях возникающих при приеме галлюциногенных препаратов типа ЛСД (см. книги мэтра трансперсональной психологии, проф. Станислава Грофа), некоторых грибков или кактусов (см. книги Кастанеды), некоторых наркотиков (см. книги Олдоса Хаксли). Хотя, на первый взгляд, такие состояния можно свести к химизму, то есть к материи, но здесь, несомненно, прорисовывается и действие глубинных психологических (то есть душевных) механизмов, не связанных строго причинно с химией, физикой, физиологией и т. д. В конце концов, почти каждый на своем опыте знаком с бесконечным и фантастичным разнообразием сновидений, вызванных иногда самыми рядовыми и прозаичными обстоятельствами. Значительно упрощая свою версию и забегая вперед, я мог бы сказать, что состояние на грани жизни и смерти как раз и представляет собой такой «сон», но только многократно усиленный и растянутый в собственном своем времени (см. ниже). Состоянию же накануне смертного мига, по всей видимости, ассоциируется с чувством ностальгии и, скорее всего, в ее экстремальном проявлении: ведь предстоит расставание со всем, со всеми и навсегда. Но именно это состояние, непосредственно предшествуя смерти, может служить тем «пусковым механизмом», который запускает в наше подсознание реализуемые в сам момент смерти картины встреч с дорогими нам людьми и местами. И если это так – а есть все основания так считать, то очень много (если не все!) теряют люди, слишком легко адаптирующиеся к новым условиям и пренебрегающие ностальгическим чувством.

Я выстраиваю данную версию на трех «китах»: самоиндукции (частный случай электромагнитной индукции), инверсии и относительности. Первое явление всем знакомо из курса школьной физики: при разрыве электрической цепи с индуктивностью (то есть с некоторым количеством проволочных витков, иначе – катушки) величина тока в какой-то момент усиливается, например, ярче вспыхивает включенная в цепь электролампочка. Миллиарды клеток головного мозга, нейронов, связанных между собой нервными окончаниями, синапсами, как раз и создают такие цепи индуктивности, образующие в момент разрыва (смерть ведь и есть разрыв нейронных цепей, «отключение» головного мозга) вспышку исчезающего тока. И хотя сама эта вспышка (в силу большого сопротивления в синапсах и, в отдельных ветвях, не мгновенного, а лишь замедленного угасания тока), не очень значительна, однако вследствие наличия в мозгу – и недавно открытых - так называемых «медленно-волновых потенциалов», даже небольшое увеличение тока вызывает значительный полевой эффект, в котором и состоит «взаимодействие между сознанием и механизмами мозга» (Ст. Гроф). Вспышка тока, стимулирующая волновые потенциалы, «озаряет» частично дремлющее подсознание и вызывает яркие видовые картины из самых недоступных глубин мозга. Но картины эти, благодаря указанным процессам, гораздо ярче, чем в обычном сне. Кроме того, эти картины имеют дополнительную эмоциональную «окраску», вызванную самой ситуацией умирания. Я имею в виду то, что назвал ранее инверсией, то есть обращением некоторых чувств в свою противоположность. Боль, в той или иной степени сопутствующая смерти, в момент отключения головного мозга, в результате утраты связи с рецепторами, внезапно исчезает, вызывая ощущения эйфории, необычной легкости. Это явление иногда наступает и раньше, когда умирающий еще сохраняет частичный контакт с окружением и может тем или иным способом дать знать об этом чудесном своем состоянии; данное обстоятельство зафиксировано во множестве случаев.

Но, по-видимому, основным обстоятельством, принципиально меняющим наше представление о смерти, является относительность времени, то есть различие времени во внутренней и внешней «системах отсчета» умирающего и «наблюдателя», например, врача или родственника. Из теории относительности известно, что время на объекте, движущимся с околосветовой скоростью, течет гораздо медленнее, чем в системе отсчета неподвижного наблюдателя. Здесь речь идет об объективном, физическом времени. В случае смерти о физическом времени можно говорить, скорее всего, как о модели, хотя и довольно схожей. Утрачивая в момент умирания контакт с материальным миром, сознание человека как бы переходит на мгновение в чисто духовное состояние, лишенное основной принадлежности материального мира – массы. Следовательно, можно говорить о событии, в некотором роде сходном с тем, что имеет место на черной дыре, обладающей громадной концентрацией массы. С точки зрения внешнего наблюдателя время там бесконечно растягивается, в то время как с точки зрения гипотетически падающего на черную дыру космонавта время его падения будут все более и более убыстряться.

В случае же умирания момент самой смерти представится мигом для внешнего наблюдателя, в то время как в «системе отсчета» умирающего время может растянуться в продолжительность целой жизни. Это следует из явления, которое можно назвать относительностью психологического времени, хорошо знакомого нам и в обыденной жизни, но особо ярко проявляющемся, когда во время сна, длящегося всего несколько минут или даже секунд, спящий проживает события, длящиеся в его иллюзорном восприятии многие часы, дни, а то и целые годы. Но если спящий рано или поздно просыпается, то умирающий – никогда. Это значит, что умирающий не может зафиксировать окончательный момент своей смерти – и остановка на этом моменте превращается для него в вечность. Ноль и бесконечность совмещаются, сливаются в одно; физическое время перестаёт существовать – так же, как и физическое пространство. Сознание человека существует в истинно виртуальном – вне времени и пространства – мире, сознание уже как бы оторвано от плоти, или можно сказать, что душа оторвана от тела. Это, возможно, и есть решение веками мучавшей человека проблемы: иллюзорный с точки зрения живых мир последнего «сна» становится для умирающего единственно реальным, полноценным и самоценным. Кого-то такое решение не удовлетворит: объективно выходит все же, что душа существует самостоятельно лишь этот кратчайший миг, то есть не вечно? Но напомню: для самого умирающего – именно вечно, - надо лишь привыкнуть к представлению об относительности времени, к которому долго и упорно приучала нас теория относительности. И то, что душа оказывается как бы вне времени и пространства, означает, что она существует везде и нигде, всегда и никогда. И так же, как в теории относительности, это не логический трюк, не парадокс, а реальность, истинное положение вещей в современной физике (в скобках, идя навстречу пожеланиям некоторых читателей, готов допустить, что электромагнитная вспышка «в конце пути» способна образовать так называемый «волновой пакет», несущий в закодированном, «упакованном» виде информацию обо всех наших прижизненных переживаниях, мыслях и эмоциях. Каким образом «пакет» этот, который мы можем назвать и душой, передается «по наследству», то есть реинкорнирует, судить не берусь, а привожу данное суждение с целью показать, что и оно, в принципе, не только не противоречит моей гипотезе, а, напротив, внешне даже придаёт ей более законченный вид; внутренней же, сводящейся к реикорнации, необходимости данная гипотеза не испытывает).

Интересным вопросом является следующий: всякий ли умирающий должен испытать пороговый эффект «вечной жизни»? По-видимому, этому должна предшествовать определенная прижизненная подготовка, соответствующая приобретению религиозного или мистического опыта. Как писал Лев Пирогов, «для того, чтобы успеть подумать перед смертью о вечном, нужно все время думать о вечном». Недаром вышеупомянутый Ст. Гроф, проводя свои опыты с обреченными раковыми больными, перед введением малой дозы ЛСД проводил с ними несколько бесед на «вечные» темы: о Боге, о Космосе, о жизни и смерти… Этой же цели, видимо, служит и причащение, встреча со священником перед смертью, когда человек, волей или неволей готовящий себя к расставанию с жизнью, уже в какой-то степени находится в измененном состоянии сознания, а, значит, внутренне готов принять свой последний миг в материальном мире как переход в мир иной. Человек же, излишне погруженный в материальный мир, оказывается неподготовленным к восприятию «чистой духовности» смерти. Образы материального мира будут преследовать его до последней минуты, вытесняя тонкие ощущения так называемого измененного состояния сознания. Смерть материалиста (а это согласуется, надо думать, с любой религией) и есть смерть в ее буквальном понимании, то есть как окончательная и бесповоротная, а не как переход к Вечности.

Идя несколько дальше, можно сказать, что после смерти (или в момент смерти, или после жизни) душа существует уже не физическом мире четырех измерений, а в духовном мире большего числа измерений (в моей интерпретации современной Теории Раздувания Вселенной, которая приводится в вышеупомянутых книгах, здесь следует говорить, согласуясь с современной физикой, скорее всего, о мире семи духовных измерений). Заодно хотелось бы напомнить о весьма распространенной ошибке многих авторов, пишущих о мире, например, пятого или какого-нибудь седьмого измерения. Это говорит об их непонимании сути предмета. То или иное единичное измерение лишено сущностного смысла, тот или иной мир может обладать лишь совокупностью некоторого числа измерений. Три измерения нашего пространства – длина, ширина и высота, взятые порознь, реально не существуют. Бессмысленно говорить, например, о мире высоты, как о мире третьего измерения, который выше мира первого измерения – длины. И если существуют миры более высоких измерений, то это не миры, например, пятого или шестого измерения, а миры совокупных пяти или шести измерений, и т. д. И если нашим душам суждено существовать и странствовать вечно и даже где-то встречаться, то, скорее всего, это будет происходить в мире виртуальном, но отличающимся от уже достигнутых современной техникой «виртуальностей» более высоким порядком духовных измерений, лишенных пространства и времени, а, значит, и всех ограничений, связанных с пространством и временем – таких, как масса и тяготение. Такой мир, возможно, следовало бы назвать не миром виртуальной реальности, а миром реальной виртуальности

Есть еще один очень важный вопрос, который волнует, без сомнения, любого живого человека. Вопрос это такой: возможен ли хоть какой-то контакт с загробным миром, миром умерших людей? По моей гипотезе, вроде бы, такой контакт принципиально невозможен, поскольку там, в мире духа, время и пространство нулевые, для нашего мира как бы не существующие. Однако можно допустить одну гипотетическую лазейку, по аналогии с квантовыми эффектами в физическом мире. Так, принципиально невидима черная дыра, однако же есть некие условия, при которых ее можно обнаружить. Другой пример: явление сверхпроводимости или сверхтекучести при температуре, близкой к абсолютному нулю. Можно слегка надеяться, что наука будущего позволит обнаружить подобные эффекты и по отношению к «загробному миру» Не исключено также, что с некоторыми из таких явлений мы уже имеем дело и сейчас (так называемые неопознанные явления – НЯ), однако на некоем иррациональном, неосознанном уровне. Но всё это соображения весьма спекулятивные и на данный момент приводятся, так сказать, для успокоения собственной души.

(«Рог Борея» , № 13, 2002, Санкт-Петербург)

Назад   Далее

Наверх