Ян Майзельс > Книги > Статьи > Публицистика

4. Невиновный О'Джей

Пребывая в Лос-Анджелесе, я был свидетелем нескольких судебных процессов – телевизионных шоу, ни один из которых не стал образцом справедливости правосудия. Скорее, наоборот. Расскажу о самом нашумевшем – деле О'Джея Симпсона, тянувшимся года два и транслировавшимся на всех экранах. И я – спасибо О'Джею – слушая, читая и вникая, немного продвинул свой Инглиш. Кто такой Симпсон? В свое время он был футбольной звездой, а уйдя с поля, стал не менее известным спортивным комментатором. Симпсон – здоровенный симпатичный негр с хорошо подвешенным языком и вполне приличными мозгами. Адвокаты его, разумеется, тоже были неглупыми ребятами.

История такова. Примерно в 11 вечера в одном из дорогих районов Лос-Анджелеса, Брентвуде, прогуливающейся по тихим улицам парочкой были обнаружены два «свежих» трупа, лежащих буквально в луже крови. Дом принадлежал Николь Браун, бывшей жене знаменитого О'Джея.. Ее труп, рядом с трупом некоего молодого человека и было найден внутри двора, недалеко от ворот. У женщины было перерезано горло, а на теле молодого человека нашли более 60 ножевых ран. В общем, самое зверское убийство. Учитывая это обстоятельство, а также и то, что убитая была женой столь знаменитой личности, к расследованию происшествия привлекли двух крупных специалистов по убийствам, каждый из которых расследовал уже не менее 200 подобных дел. Детективов разбудили глубокой ночью, и, несмотря на дальнюю дорогу, через час с чем-то они были на месте.

Третий, самый молодой из них, детектив Фурман рядом с трупами нашел окровавленную. перчатку из дорогой кожи и, как отмечено в протоколе, «особого крупного размера». После осмотра места происшествия детективы отправились к дому Симпсона, который находился всего в нескольких минутах езды. Когда приехали, белый «Бронко» Симпсона стоял рядом с его домом. Следы крови были видны на рулевом колесе, на сиденье, на дверях автомобиля.

Детективы осмотрели дом и нашли в гостиной целую дорожку из 30 кровяных капель, а также пятна крови на входной двери. Понятно, что у них уже не было сомнений в том, кто убийца. По форме – типичное, хотя и редкое по жестокости, убийство из ревности. Ведь именно так, с особой жестокостью и массой улик вершат подчас свою неконтролируемую разумом месть непрофессионалы-ревнивцы. Тем более, оказалось, что Николь (кстати, белой женщине) до этого рокового случая уже 13 раз (!) приходилось вызывать полицию, которая каждый раз оказывалась слишком благосклонной к черной знаменитости и ограничивалась беседами. Симпсон подозревал свою бывшую жену в измене (?), даже избивал ее, угрожал ей и ее предполагаемому любовнику смертью, о чем говорили рапорты полицейских, а также и магнитофонные записи с перепуганными женскими криками. Вдобавок, во дворе дома Симпсона была найдена вторая, парная к первой, перчатка, а через некоторое время под кроватью Симпсона обнаружили его носки с пятнами крови, и анализ на ДНК признал в них кровь обоих жертв (капли крови на полу в гостиной принадлежали Симпсону, порезавшему палец во время убийства). Не было разве что отпечатков пальцев, но это самым естественным образом объяснялось наличием в деле кожаных перчаток (перчатки не говорят о профессионализме, ибо об отпечатках пальцев известно ныне каждому ребенку). Я упоминаю об этом, так как одна из взятых «с потолка» версий адвокатов состояла в том, будто бы убийцами были члены колумбийской наркомафии – отсюда, мол, и жестокость убийства. Но, во-первых, какие претензии могли быть у колумбийских баронов к не употреблявшей никогда наркотики несчастной Николь; во-вторых, не было абсолютно никаких специфических следов мафии (кроме, разве что, способа перерезания горла); в третьих, мафиозным профессионалам просто не присуща столь «грязная» работа. Главное же, что все без исключения следы и отпечатки, подвергнутые тщательному анализу в разных независимых лабораториях, вели однозначно к Симпсону.

Интересно, что в автомобиле Симпсона нашли также большой, в человеческий рост, полиэтиленовый мешок и лопату, что легко наводит на мысль о том, что он загодя готовился к убийству и собирался понадежнее избавиться от трупа, но не уложился во времени. Убитый им молодой человек явился, видимо, некстати и, как оказалось позднее, совершенно случайно: будучи официантом, завез – по телефонной просьбе матери Николь – забытые ею во обеда в ресторане очки. Да, неудачно выбрал бедняга Гольдман время и место!.. Судя по некоторым признакам, он пытался сопротивляться разъяренному стокилограммовому негру с большущим ножом, принявшему его за любовника Николь, - и именно это вызвало задержку, на которую не рассчитывал убийца, устраивая себе алиби предварительно спланированным полетом в Чикаго.

Еще одна немаловажная деталь. Водителю заказанного для поездки в аэропорт лимузина, на звонки которого долго никто не отзывался, Симпсон сказался проспавшим, а опросившим его в Чикаго полицейским заявил, что играл на заднем дворе в теннис. Это перед самым-то полетом! Понятно, что такая ложь должна была послужить дополнительным (хотя и косвенным) аргументом в признании его виновным. Но не тут-то было…

На арену вступают адвокаты. Главный из них, «защитничек-старик» Шапиро после процесса признавался, что первоначально, учитывая такое множество улик, они хотели избрать тактику полного признания – в расчете на то, что это может как-то смягчить приговор. Однако, сообразив, что такого признания может оказаться недостаточным для двойного убийства с особой жестокостью, адвокаты решили играть по-крупному: пан или пропал, то есть все начисто отрицать. А точнее, вместо тактики защиты они избрали тактику нападения. Адвокаты долгими часами, а то и днями допрашивали свидетелей обвинения: полицейских, детективов, криминалистов, лаборантов, работавших с образцами крови, ловя тех на малейших формальных неточностях и и просчетах, зачастую противоречивых инструкциях. В частности на том, сменяли ли лаборанты перчатки при работе с двумя образцами, мотивируя тем, что это могло будто бы загрязнить образец, до этого, между прочим, побывавшим на земле или на полу! Тем более, что речь шла об анализе на ДНК, когда никакое загрязнение не могло преобразовать генетический код какого-нибудь Джона Смита в обнаруженный криминалистами код О'Джея Симпсона!). Почему я влезаю в такие подробности? Да не о них речь, а о самой процедуре суда, главными фигурами в котором будто бы являются присяжные заседатели (члены жюри); считается, что выбираются они случайным образом, но создается такое впечатление, что не совсем случайно, а по принципу: чем глупее, тем лучше: именно такой заседатель, перед которым можно играть любую «комедь», суду и нужен – это и показало дело Симпсона.

Обвинители сотворили большую глупость: потребовали, чтобы Симпсон примерил те самые перчатки перед жюри. Вот он и стал изображать, как они ему малы, не натягиваются на его лапки – трудно ли ему, почти что профессиональному артисту?! Тем более, что влажные от крови перчатки при длительном хранении немного съежились. Это понятно. Понятно, да не всем, - особенно заседателям. Перед жюри располагалось цветное и в натуральную величину изображение симпатяги О'Джея рядышком со своей любимой женой (еще живой) и двумя детишками, которых он ласково ладил по головкам. Да разве мог такой любящий муж и добрый отец семейства совершить такое ужасное злодейство?! Вот это, собственно, и было единственным аргументом в пользу его невиновности. Но из 12 членов жюри десять или даже одиннадцать были с Симпсоном «одной крови», одного цвета кожи. Они все его очень любили и ненавидели «эту белую суку» (так и еще чище писалось в некоторых «черных» газетах). Вот такой расизм наоборот, очень распространенный теперь в Америке. И ничего в этом справедливого и демократичного – просто маятник расизма качнулся в другую сторону.

Защита Симпсона, конечно, искала и другие ходы. Она нашла какую-то свидетельницу, показания которой могли бы дать обвиняемому хоть какую-то видимость алиби, однако, во-первых, ее искусственные показания легко рассыпались, а во-вторых, очень скоро выяснилось, что она была в прямом смысле куплена за 5 тысяч долларов и, главное, является профессиональной лжесвидетельницей, которая привлекалась за подобные дела уже 34 (!) раза. Сам факт, что адвокаты Симпсона пошли на такую гнусность, говорит о многом. Но с них, умненьких и богатеньких, как с гуся вода!

И тут, то ли защитник Шапиро почувствовал, что все больше влезает в это грязное болото, то ли произошли какие-то внутренние разборки в его адвокатской шайке, но вскоре он уступил место негру – Кокрану. Этот мистер оказался еще покруче своего предшественника и начал вовсю разыгрывать так называемую «расовую» карту», чего очень боялись белые американцы, особенно после знаменитого черного бунта в Лос-Анджелесе, вызванного несправедливым оправданием белых полицейских, избивших дубинками черного нарушителя Кинга (Кинг был еще та «цаца», но избивать его, конечно, полиция права не имела). Чтобы такого не повторилось, теперь стали перегибать палку в обратную сторону. Известно ведь, что закон как дышло…

В Штатах мне довелось опубликовать целых пять статей на эту тему с такими специфическими названиями, как «Нежная правда», «Шерлок Холмс на скамье подсудимых», «Театр абсурда»… И действительно, только в театре абсурда возможно такое, когда по неделе допрашивают каждого детектива, профессионала шерлок-холмовской закалки и честности, совершенно беспомощного, однако, перед беспринципной адвокатской софистикой. А сам подозреваемый в совершении тяжкого преступления спокойненько сидит и чуть заметно усмехается. Имеет право: ведь за него говорят хорошо оплачиваемые адвокаты.

У защиты была своя логика, точно рассчитанная на чувства чернокожей массы и прежде всего на заседателей. У них выходило так, будто врали буквально все – кроме Симпсона! Знаменательно, что один из прокуроров, тоже негр, заявил после процесса, что полностью разочаровался в американской Фемиде и более служить этой системе не желает. А ведь Симпсон, как футболист и телекомментатор многие годы был его кумиром! Но вся эта ложь, обрушившаяся на головы людей, честно ведущих уголовное расследование, стала для многих из них буквально потрясением (уточню: я стою здесь на стороне не полиции, а истины, очевидной любому непредубежденному человеку – ибо таковы были неопровержимые улики). Американское правосудие показало здесь полную зависимость от людей с большими деньгами, а, следовательно, и с «хорошими», то есть ловкими и бессовестными адвокатами, трюкачество которых строилось, правда, не на обходе закона, а на его умелой эксплуатации.

«Невиновен» – таково было решение суда, но в то же время – «ответственен за убийство». Строго логически осознать такую противоречивую формулировку невозможно, но она абсолютно понятна не только как попытка самооправдания, но и как желание угодить сразу двум хозяевам: и черным, и белым, но прежде всего, конечно, черным, угрожающим новыми беспорядками.

Осталось добавить, что родители убитых подали в так называемый гражданский суд, который, хотя и не может отменить вердикта невиновности, но может воздействовать материальными санкциями. «Невиновному» Симпсону пришлось пожертвовать парочкой своих миллионов, а на покрытие услуг адвокатов он даже вынужден был отдать родной дом в Брентвуде. Он погоревал, погоревал – и выпустил книжку о своих безутешных страданиях, заработав на том еще миллиончик-другой… Чужие деньги считать неприлично, но, видя как промелькнет иной раз на телеэкране крепенькая фигурка и обаятельная улыбка добряги О'Джея, все же надеешься: не все пропало, «чистая правда со временем восторжествует»...

«Тюменская правда сегодня», 28 июня 2001

Наверх