«Никто не знает, что такое смерть и не есть ли она величайшее для человека благо».
/Платон/
Если попытаться как-то очень кратко передать суть предыдущей книги ("Формула Бога"), то она в следующем. При первом же знакомстве с новейшей физической теорией создания Вселенной, названной Теорией Раздувания или Инфляционной Теорией (я постоянно подчеркиваю ее принципиальное отличие от всем известной Теории Расширения или Большого Взрыва), у меня возникли отчетливые ассоциации с библейской идеей Творения, о чем и написал в начале 1989 года в статье "Субстанция свободы или духовная сущность Вселенной". Если предшествующее нашей Вселенной состояние представляло собой (как следует из этой физической теории) особый десятимерный псевдовакуум, в силу своих внутренних свойств приведший к Сверхвзрыву в виде сверхбыстрого Раздувания (инфляции) с последующим образованием как материи Вселенной, так и самого пространства-времени, то я отсюда делал само собой разумеющийся вывод о том, что предшествующее Нечто было соответственно нематериальным (то есть чисто духовным), как бы изначальным универсальным информационным кодом, Идеей, Словом, о котором четко сказано в Евангелии от Иоанна: "В начале было Слово. Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть..."
Если моя ассоциация верна (а, по-моему, она достаточно прозрачна. и в ней нет никакой натяжки), то та уникальная духовная сущность. которую мы называем Богом, Творцом, Создателем, как раз и представляла собой описываемый Теорией Раздувания уникальный десятимерный творящий вакуум, к которому физики шли математическим путем. Таким образом, в принципе, математическое выражение искомого еще Эйнштейном Единого Поля, сконцентрированного в начальном псевдовакууме, может иметь смысл некоей универсальной и всеобъемлющей Формулы (!) Бога.
Учитывая всю сложность, а. может, и невозможность получения подобного рода Формулы в некоем окончательном виде, такая надежда на физиков, сумевших к настоящему времени объединить три (из четырех) физических поля, тем не менее существует. Хотя, с другой стороны, не столько самой Формуле, сколько ее интерпретации в указанном мной смысле, может противиться основанное на Вере сознание, нуждающееся именно в нерационализированной идее Бога, ибо Бог - в этом сознании - не только Творец, но и, так сказать, Верховный Управляющий Вселенной.
Тем не менее и моя версия не ограничивается только стадией Творения, а дает вполне представимое (рационалистическое, но отнюдь не атеистическое: Бог для меня является все же Богом, а не, например, как у Спинозы, синонимом Природы) объяснение также и управляющей функции Сущности, Называемой Богом (СНБ). По теории Раздувания, образование первых материальных частиц, физических полей, да и самого пространства-времени, произошло в конце первой стадии процесса Раздувания (через 10 в минус тридцать четвертой степени секунды от некоего Начала), при котором этот первичный мир претерпел превращение из десятимерного в трехмерное состояние. Целых семь измерений при этом как бы исчезли или, как говорят создатели теории Раздувания, «свернулись», возможно, продолжая существовать, но никак не являя себя в нашем материальном мире. Интересно, что существующая в Каббале концепция Сокращения, связанная с попыткой объяснить противоречие между неизменяемой – по определению - сущностью Бога и необходимостью Его изменения при создании Мира, на мой взгляд, хорошо согласуется с идеей свертывания некоторой части измерений. Ведь куб, например, полностью сохранит все свои трехмерные параметры при изъятии из него любого числа двумерных плоскостей. Так и десятимерная Сущность (Бог – ?!). утратив семь своих измерений, в целом никак не изменилась, а эти «исчезнувшие» измерения, возможно, и составляют собой те семь духовных «сфер небесных», которые возвышаются над нашим физическим миром, дополняя его до целостного космического мироздания.
Другой, само собой напрашивающейся аналогией теории Раздувания с Каббалой является (опять-таки, на мой взгляд) каббалистическое понятие сфирот, служащих проявлениями Бога в нашем мире, как бы духовных Его органов. И вот этих-то сфирот, оказывается, тоже десять - как и измерений Космоса (включая свернувшиеся). Считать ли и это очередным, столь удачным совпадением?! Интуитивно - или как-то еще - каббалисты древности пришли к тому же результату, что и физики 80-х гг 20 столетия (правда, оговорюсь, пока что еще только в моей интерпретации - и хотя я хочу «примирить» каббалистов и физиков - примирятся ли со мной и те, и другие?).
Так вот, «исчезнув» из десятимерной вакуумной Правселенной, обратившейся в нашу трехмерную (если не добавлять сюда четвертое, особое измерение времени) Вселенную, семь измерений стали проявлениями уже не Божественной, а человечьей сути, тонкими реалиями нашего сознания и подсознания, не только воспринимающими и осознающими, но и - в свою очередь по образу и подобию Божию - созидающими свою собственную Вселенную - Ноосферу.
Итак. Раздувание завершилось "свертыванием", Сокращением (именуемом в Каббале Цимцум), означавшим, по сути, создание материальной Вселенной из начальной духовной СНБ. Но если еще раз вернуться к Началу, то для осмысления этого уникального процесса, удобным оказывается еще одно глубокое каббалистическое представление: «Желание получать» и «Желание давать». Как и большинство понятий Каббалы, данное понятие может быть рассмотрено как на рядовом, бытийном, так и на абсолютном, то есть космическом уровне.
Нетрудно заметить, что в этом последнем смысле Желание давать легко отождествляется с творящей функцией Бога, что в теории Раздувания соответствует стадии максимальной напряженности потенциального поля Правселенной: она чревата
Взрывом, она «желает» дать жизнь чему-то столь же грандиозному, но - по смыслу - обладающему обратной потребностыо - Желанием получить: одно "желание" не может существовать без другого.
Сам термин "желание" кажется целиком относящимся к живым существам, но Каббала относит его и к неживой природе, в которой, однако, наличие этого "желания" минимально (интересно, что несмотря на кажущееся отсутствие желании, т.е. пассивность неживой природы, в ней заложены такие же, по сути, механизмы активносги, как и в живой, а именно: притяжения и отталкивания, которые увеличивают нестабильность мира созданием все более сложных образований - то есть понижением энтропии; вспомним, что мировой процесс в целом энергетически характеризуется повышением энтропии, то есть распадом, хаосом). Большее количество "желания" имеется, естественно, в растительном мире, а еще большее - в животном. И, конечно, максимум «желания» имеется у человека. Но если Бог - это единое "Желание давать"; неживой, растительный и животный мир (кроме случаев рефлекторного самопожертвования у некоторых видов живых существ) - это "желание получать", то у человека, в принципе, наличествуют оба "желания", причем "желание получать" отождествимо с эгоизмом, а "желание давать" - с альтруизмом. Можно также сказать, что в своем крайнем проявлении "желание получать" отражает акт зарождения, а "желание отдать" у живого существа в пределе связан с актом смерти. Таким образом, и «рождение» Вселенной, и смерть человека оказываются как бы в одном понятийном ряду, хотя и на разных его полюсах. В свое время, придя к этому выводу, я обратил внимание на совершенно особое - среди всех прочих религий - отношение к жизни у иудеев, с рядом вытекающих из этого следствий, о чем и написал статью с вызывающим названием "Происхождение Вселенной и антисемитизм". Статья должна была быть опубликована в альманахе «Панорама», но затем, ввиду солидных размеров редакция решила поместить ее в специальном приложении книжного формата, выпуск которого (как потом оказалось, первый и последний) готовился в 1991 г. Увы... Несмотря на откровенный интерес к статье главного редактора А. Половца (он говорил мне, что помнит ее наизусть), она так и не была опубликована. Я вдаюсь в эти лишние подробности с целью показать рискованность данной темы, затрагивающей некоторые сокровенные, и, таким образом, негласно (и, возможно, подсознательно) табуируемые проблемы.
Но нет худа без добра. Табу, как водится, возымело обратное действие, результатом которого появилась уже более детальная разработка темы в сравнительно большом эссе под не менее тенденциозным названием: "Формула Бога". И здесь я возвратился к отмеченному выше особому, сформировавшемуся у иудеев под влиянием Библии, отношению к жизни.
"Жизнь и смерть предложил Я тебе, добро и зло. Выбери жизнь...". Странный, казалось бы, выбор, и, судя но этим словам, однозначный. Но сам факт, что Бог дает здесь свою оценку и даже подталкивает к определенному выбору, указывает на то, что выбор этот - в глазах у находящихся еще в полу-языческом состоянии древних евреев - существовал. Несомненно, условие сохранности жизни на уровне инстинктов есть фактор, столь же вечный, как и сама жизнь, но осознание ее ценности требовало специального осмысления – и, как видим, даже божественного вмешательства - внушения.
Еще более раннее требование Бога: «Плодитесь и размножайтесь» было лишь, так сказать, «техническим» условием, в то время как его оценочная характеристика, основанная на выборе между добром и злом, была обращена конкретно к тем потомкам Авраама, которые далее - через Библию - донесли ее и до всего человечества. Здесь хочу отметить, что, возможно, некоторым людям, особенно не привыкшим к философствованию, может показаться, что я ломлюсь в открытую дверь (кому, мол, не ясно, что жизнь есть величайшая ценность?), но, во-первых, наивно было бы считать особо выделенный завет Бога: «Выбери жизнь» всего лишь проходной риторической фразой, а, во-вторых. разве не показывает вся история евреев, весьма отличная от истории всех других народов, какую-то планомерную реализацию этого «странного» завета?
Мы видим, что из некоторых, наиболее общих соображений, жизнь, рассматриваемая как с физической (понижение энтропии), так и с метафизической (преобладание «желания получать», эгоизма) точек зрения, представляет собой как бы негативный фактор мироздания. И тут мы попадаем в ту же точку, в которую целил великий "теоретик вселенского пессимизма", "гениальнейший из людей" (по мнению Л. Толстого) Артур Шопенгауэр. Речь идет, конечно, о его "мировой воле". Хочу предупредить, что решение проблемы смерти ни в коей мере не заимствовано мной у Шопенгауэра (так же, впрочем, как и ни у кого другого), однако мое знакомство с его творениями по времени идеально точно совпало с собственными размышлениями на тему смерти, связанными с уходом из жизни одного хорошо знакомого мне человека (см. стихотворный эпиграф к книге). Удачно совпал с этим и род моей тогдашней деятельности, сочетавший уединение с бездельем, а, значит, и с полной свободой мысли.
Идея Шопенгауэра, очень упрощенно говоря, была в том, что, несмотря на очевиднейший перевес суммы страданий, выпадающих на долю живого существа, над суммой ему же достающихся радостей, упорное и безрассудное стремление этого существа к жизни можно объяснить лишь наличием некоей универсальной сверхстоящей силы, Мировой воли, действующей вопреки этой очевидности и потому являющейся силой отрицательного содержания. Великий философ попытался даже создать свою философскую систему противостояния этой космической злой воле, но, кажется, не свел концы с концами (иначе бы и нас с вами, возможно, уже не было). Но, по сути своей, Шопенгауэр, несомненно, прав - недаром он произвел сильное, буквально шоковое впечатление на таких мыслителей, как Ницше, Толстой, Достоевский... Разгадка этого шока, по-моему, в том. что он подобен эффекту спадения пелены с глаз, то есть внезапному открытию истины, которая была догматически (возможно даже умышленно) укрыта от человеческого понимания. Человек в этом отношении подобен прячущему голову в песок страусу либо же закрывающему глаза при виде опасности ребенку: не видит - и уже не страшно... По близорукости - а, может, и по чересчур умудренной дальнозоркости - люди боятся не стоящих прямо пред их глазами бесчисленных житейских невзгод и страданий, а, напротив, избавительницы-смерти, располагающейся где-то у самого горизонта этой жизни.
Суждения такого рода, которые я сейчас веду, тоже не новы, но, несмотря на их крайнюю серьезность, обычно представляют собой своего рода эстетические упражнения, навеянные модой и скукой. Величие Шопенгауэра в том. что он пытался ввести все это как раз в серьезную систему, противостоящую "плоскому оптимизму" обывателя любого духовного ранга. Пессимизм Шопенгауэра выражается в сентенциях такого типа, как, например, «Все человеческое бытие достаточно ясно говорит, что страдание - вот истинный удел человека», как бы противопоставленных иудейскому оптимизму: "Все очень хорошо" (идущего от многократно повторенного в книге Бытия: «И увидел Бог, что это хорошо». Но, спрошу я, что же «хорошо» в этом мире, переполненном страданием и болью?). «Смерть, бесспорно, - говорил Шопенгауэр, - является настоящей целью жизни, и в то мгновение, когда смерть приходит, свершается все то, к чему в течение всей своей жизни мы только готовились и приступали». Здесь я бы хотел обратить внимание на слова: "то мгновение, когда смерть приходит". Задолго еще до нашей эры Эпикур, отрицая страх перед смертью, приводил по-своему изящную, но довольно софистическую мысль: "Самое страшное изо всех зол смерть не имеет к нам никакого отношения, так как когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы уже не существуем". Эпикур – умышленно или нет - придавал переходу от жизни к смерти характер безвременного скачка, хотя нетрудно догадаться - и, возможно, Шопенгауэр имеет это в виду, - что и сам переход, несмотря на краткость, имеет какую-то длительность, причем для умирающего, в его особом состоянии - и длительность особую. Эта мысль, можно сказать, выражает общий тезис моей гипотезы,. которая имеет, однако, не религиозное, а вполне реалистичное (хотя при этом и метафизическое) содержание. Вот к обоснованию этой гипотезы я и хочу теперь приступить, и из дальнейшего изложения будет ясно, какое большое значение в ней придается и собственно религиозному (истинно-религиозному) мироощущению.
Вопрос еще и в том. насколько публикабельной может оказаться эта тема в излагаемом мной ракурсе. Я уже писал о препятствиях, возникших при скромной попытке публикации статьи, в которой я только-только приступил к теме особого отношения евреев к жизни, обусловленного присущим им (См. книгу проф. Берга “Введение в Каббалу») максимумом "желания получать". Тем более теперь, когда от отношения евреев к жизни я перехожу к их отношению к смерти, попадая уже под действие еще одного негласного запрета. Как пишет А. Я. Гуревич в предисловии к книге Арьеса "Человек перед лицом смерти", "после снятия с половой сферы всех табу эти запреты и заговор молчания перенесены на смерть. Тенденция к вытеснению ее из коллективного сознания... достигает апогея в наше время, когда ... общество ведет себя так. как будто вообще никто не умирает... Американскому стремлению к счастью смерть угрожает как несчастье и препятствие, и потому она не только удалена от взоров общества, но ее скрывают от самого умирающего, дабы не делать его несчастным.. Покойника бальзамируют, наряжают и румянят с тем, чтобы он выглядел более юным. красивым и счастливым, чем был при жизни". И, добавлю от себя, хоронят на безликом, единообразном пространстве. которое-то и кладбищем не назовешь, и где душа, возможно, и обретет покой, но только не вечную жизнь. Но не в самой ли, однако, смерти заключена великая сермяжная правда жизни?