ОДА ВСЕЛЕНСКАЯ
1.Глядя вдаль, в направленье обратном,
Ищем первых творений следы,
Где роняли родимые пятна
Всех племен разноликих роды
2.Там, где правил чудной, а не чудный
Хищных лет первобытных туман,
Исторический мрак беспробудный,
Эры рыбьей тотальный дурман
3.Но, туман понемногу развеяв,
Возрожденьем духовной весны
Наступающий век Водолея
Нам сулит равнодействия сны.
4.Где, минуя нескладицы рифы,
предвещая истории крах,
новой веры рождаются мифы
До оскоминной гнили в зубах.
5.И в истории мрак заповедный,
В начиненный архаикой быт,
Вышли в свет «иудейские бредни»,
Где никто не прощен, не забыт.
6.Где, в цементе духовном отлиты,
Сотворивши мешИаху гимн,
Духа Божьего сплошь монолитом,
Где кумирам не место другим.
7.Но, окинув историю взглядом,
Не отыщешь заглавной вины:
Каждый прав для себя и, как надо,
Все грехов первозданных полны.
8.И кругом – все почти что приматы
И почти человечая стать,
Как ни глянь – нет нигде виноватых:
Кто злодей – днём с огнём не сыскать
9.Всем своё предназначено действо,
Но предписан всеобщий итог,
И незримый Господь иудейский
Воцарен как единственный Бог.
10.Не взойти по хотенью на царство
И не впрок откровений урок:
Откликается вечным коварством
Нам вперед предназначенный рок.
11.И единым пророчеством слиты,
Высший промысел мы познаем:
И семиты, и антисемиты
Божьей волей на месте своем,
12.В вековечном присутствуя споре,
Где всё, всё безнадежно старо,
Оба полюса вложены вТоре
Под псевдонимом «Зло и Добро».
13.Не сойдётся как Запад с Востоком,
Так добро не сойдется со злом, –
почему ж, если мыслить ширОко,
Они связаны мертвым узлом?
14.И о том лишь Вселенская Ода –
Что к чему, разобраться пора.
В нас глядит равнодушно природа,
В коей нету ни зла, ни добра
15.Но гадаем и снова, и снова,
В ком и в чем нашей муки вина:
И виною всему Иегова
Иль вселенский злодей – Сатана?
15.Но гадаем и снова, и снова,
В ком и в чем нашей муки вина:
И виною всему Иегова
Иль вселенский злодей – Сатана?
16.И сомненье сквозит между строчек:
Может быть, ни при чем Бог-отец, –
А виною всему, между прочим,
Человек, как «природы венец»?.
17.Динозавр, наш предок изящный,
Просто не был, как гомо, умен
(И сыграл преждевременно в ящик),
человечьего зла был лишен.
18.Динозавру всего-то и надо,
Чтоб потомков достойных взрастить,
И за это от Бога наградой –
Просто жить – не о жизни мудрить.
19.А у гомо – иная харизма –
Всех цветов изумительный спектр:
От садизма и до мазохизма –
Весь подобия Божья портрет.
20.И, снискав у Всевышнего лавры,
Одолевши сомненья свои,
Будем добрыми, как динозавры
И разумными, как муравьи.
21.Во Вселенной всё будет, как надо...
Но, предвидя скончанья конца,
Люди добрые плачут с досадой,
Не узрев даже лика Творца
П.С.
22. Может, глупая это примета:
(Куда деться от тех лженаук?)
Двадцать два в моей оде куплета –
Как в еврейском алфавите букв
ОДА ВСЕЛЕНСКАЯ (сокр.)
1.Глядя вдаль, в направленье обратном,
Ищем первых творений следы,
Где роняли родимые пятна
Всех племен разноликих роды
2.И в истории мрак заповедный,
В начиненный архаикой быт,
Вышли в свет «иудейские бредни»,
Где никто не прощен, не забыт.
3.Где, в цементе духовном отлиты,
Сотворивши мешИаху гимн,
Духа Божьего сплошь монолитом,
Где кумирам не место другим.
4.Но, окинув историю взглядом,
Не отыщешь заглавной вины:
Каждый прав для себя и, как надо,
Все грехов первозданных полны.
5.Всем своё предназначено действо,
Но предписан всеобщий итог,
И незримый Господь иудейский
Воцарен как единственный Бог.
6.Не взойти по хотенью на царство
И не впрок откровений урок:
Откликается вечным коварством
Нам вперед предназначенный рок.
7.И единым пророчеством слиты,
Высший промысел мы познаем:
И семиты, и антисемиты
Божьей волей на месте своем,
8.В вековечном присутствуя споре,
Где и всё безнадежно старо,
Оба полюса вложены вТоре
Под псевдонимом «Зло и Добро».
9.Не сойдётся как Запад с Востоком,
Так добро не сойдется со злом, –
Почему ж, если мыслить ширОко,
Они связаны мертвым узлом?
10.И о том лишь «вселенская ода» –
Что к чему, разобраться пора.
В нас глядит равнодушно природа,
В коей нету ни зла, ни добра
11.Но гадаем и снова, и снова,
В ком и в чем нашей муки вина:
И виною всему Иегова
Иль вселенский злодей – Сатана?
12.И сомненье сквозит между строчек:
Может быть, ни при чем Бог-отец, –
А виною всему, между прочим,
Человек, как «природы венец»?.
13.Динозавр, наш предок изящный,
Просто не был, как гомо, умен
(И сыграл преждевременно в ящик),
человечьего зла был лишен.
14.Динозавру всего-то и надо,
Чтоб потомков достойных взрастить, ,
И за это от Бога наградой –
Просто жить – не о жизни мудрить.
15.А у гомо – иная харизма –
Всех цветов обольстительный спектр:
От садизма и до мазохизма –
Весь подобия Божья портрет.
16.И, снискав у Всевышнего лавры,
Одолев все сомненья свои,
Будем добрыми, как динозавры
И разумными, как муравьи.
17.Во Вселенной всё будет, как надо...
Но, предвидя скончанья конца,
Люди добрые плачут с досадой,
Не узрев даже лика Творца
БАЛЛАДА О СОТВОРЕНИИ МИРА
С похмелья вставши спозаранку,
Забыв,
что есть на то статья,
Бог сотворил любви приманку
Взамен на прелесть небытья.
По саду райскому гуляя,
Старик седые сжал виски:
Жизнь эта вечная такая,
Что можно сдохнуть от тоски.
Но смерти нету и не будет,
пустых еще мильярды лет,
и что об этом скажут люди,
которых, впрочем, еще нет.
В мечтах о жизни замогильной,
Мыслей распутывая нить,
Бог вспомнил вдруг, что он – Всесильный
И может что-то сотворить.
Что толку жить в пустой Вселенной?-
И Бог, засучив рукава
Стал создавать попеременно
Миры, планеты, острова...
Потом вулканы, горы, воды...
Подумать только, Ё-моё! -
Бог на вершине всей природы
Воздвиг подобие своё.
Сначала вылепил Адама,
И вот, когда пришла пора
на свет явилась Ева – дама
Сплошь из Адамова ребра.
Но баба видная, в натуре –
Старик, а вкуса не лишен! -
И лег вздремнуть, решив, по дури,
Что все на свете хорошо.
И вправду ведь: мечта поэта
Когда из Космоса взглянуть
Сине-зеленая планета,
И к ней проложен Млечный Путь.
Там, изнутри – леса, озера,
По виду – райские края,
По сути же - Содом с Гоморрой,
Грехи земного бытия.
Бог спит себе, а СПИД гуляет
По свету в жаркий летний зной,
Да что там зной! – и снег бывает,
Что отдаёт голубизной..
По виду – полон мир любови:
Единый мир – одна кровать...
По сути же – в поту и в крови
Нам надо хлеб свой добывать.
Кататься хочешь – надо санки
И в гору, мучаясь, возить.
Бог создал этот мир по пъянке,
А нам еще в нем жить и жить
Я - ГОСПОДЬ
1.Сорок лет Моисей по пустыне бродил –
Не один, а с толпою евреев
И на сорок веков за собой наследил,
Мир мечтою земной своей грея,
2
Всемогущего Бога любя одного,
Чтобы светлые мысли не скисли,
Любить ближнего словно себя самого,
Всех неближних по духу исчислив.
3
И неближним делиться водой не к лицу –
Всем не хватит воды, как известно,
В раскаленных песках испекая мацу,
Богом данною манной небесной.
4
Промывать в письменах золотую руду,
Как бы тяжко кому-то не стало,
Приучаться порою к земному труду,
Бескорыстно довольствуясь малым.
5
Видно, сорок веков кочевали не зря,
Но не в рай привела нас дорога,
Бог, свой Божий народ сотворя,
Здесь, как видно, ошибся немного.
6
Я – Господь ваш. Отныне идите за Мной,
а не вслед за Мамоной и Крезом.
Отвергаю того, кто язычник иль гой
И того, кто еще не обрезан
7
Я – Господь! По своей Я природе ревнив,
РисковУю приемля попытку
И, Свой Божий народ сотворив,
Я свершаю избранчества пытку.
8.Я – Господь. Вы – священный народ у Меня,
Ветхой Торы листая страницы,
Не оставлю без Книги ни ночи, ни дня –
И пускай вам покой только снится.
9
Я – Господь.Чтоб нигде бы Моя не прервалася нить,
Вас рассеяв в обилии странствий,
И ученьем Своим грешный мир освятить,
Крест нести поручу христианству,
10
Где не прежний проТОРенный сверхчеловек,
И не тот Моисеевый, книжный,
Что Я вам образцом, Мною данным,
прорек, –
Но любой человек – это ближний.
11
Чтоб ученье Мое не в песок протекло,
Лишь народом довольствуясь малым,
А чтоб Торы Моей откровенья тепло
Общим всем достоянием стало.
12
Чтоб по свету всему декалОг Мой разнес,
И, в последнее в жизни мгновенье,
Чтобы казнью своей Мой посланник Христос
Даровал человеку спасенье.
13
Духу Божьему вслед, вечной тайной дыша,
Божьей
славой питаясь и светом,
прислонится к Христу мировая душа,
Нареченная Новым заветом
***
Десять казней придумал Бог -
Бог любви или Бог увечий?
Беспримерно тот Бог жесток,
В ком пример Агасфера вечен.
И залег во веках Содом
потаенно в библейских душах
Оттого ли и пуст сей дом,
Тот, что в кои века разрушен?
Неподъёмный Талмуда том –
Как эмоций и мыслей гетто.
Оттого ли подчас Христом
Вдохновляют себя поэты?
Те, в кого Божий дар проник,
Трепет мыслей, эмоций роды
И творения миг... И крик
Продлевает глоток свободы,
Выбирая одно из двух,
Проклиная лихое время:
Фарисейского мира дух
Или Слова святое бремя.
В иудействе исток, родник
Трех религий... Мороз по коже!
И еврей уже тем велик,
Что дал миру он Слово Божье.
Но в Исходе – опять исход,
И по миру плодятся дети,
Продлевая библейский род,
Распыляясь по всей планете,
Растекаясь по трем ветвям –
Все б, казалось: цвети и здравствуй!
Тишь и гладь: ни хребтов, ни ям...
Но в тиши: разделяй и властвуй!
НАША ЖИЗНЬ
Наша жизнь – предисловие к смерти.
Льется дней неразрывный поток,
И летит в потаенном конверте
Пропечатанный в небе листок.
Нашей памяти нити неброски,
Притяженья земного рабы,
Что же вы – то ль небес отголоски,
То ли темные знаки судьбы?
Ну, так что же – летите, летите,
Зарываясь в простор голубой,
Отголоски невидимых литер,
Называемых нашей судьбой.
В этом мире, известно, мы гости,
Но, под кронами старых дерев,
Задержись на прощальном погосте,
Бесконечность за миг обозрев.
И отпой свою песню на тризне
С необъятной душевной тоской...
Наша смерть – послесловие к жизни,
Уходящей на вечный покой.
ЭЛЕГИЯ
Оставьте мне на самом донышке
Глоточек сладкого вина
Блестящей змейкою от горлышка
До опрокинутого дна
Такие нежные и чистые
В иссохший горла водоем
Покатят струйки серебристые
И мы к чему-нибудь придем
Не к утешению
Так к берегу
К чему-то твердому
На мель
Откроет каждый по Америке
Никем не пройденных земель
Причалим
И на диком острове
Моих сомнений и забот
На миг утихнет что-то острое
И что-то нежное взойдет
Но жалкий желтый ломтик солнечный
Скользит и глохнет
Там - стена
Оставьте мне на самом донышке
Глоточек сладкого вина
ЧЕЛОВЕК
Я – костер у преддверия мрака,
Где, смиренной гордыни полны,
Проплывают в петле Зодиака
Синеоких планеток челны.
Я горю подозрительно быстро,
Но дай Бог мне сгореть неспроста.
В темноту кувыркаются искры -
Мотыльки золотого костра.
Миг - и нет их, больших и горячих,
Позабудут о них до поры.
Но погибшими путь обозначен
До невидимой черной дыры.
Тишина…Лишь квазаров пожары,
Да пульсаров затейливый блеск…
Головами качают радары,
Изумляясь причудам небес.
Пробегает с вертлявостью ртути
Удивления глупый щенок.
Замираю в волненье и смуте,
Я – таинственной сути комок
О-П-Т-И-М-И-С-Т-И-Ч-Е-С-К-О-Е
(грустная шутка)
Зачем так мечется народ
И так ругается крамольно?
Кто не погибнет – тот умрет
И – если повезет – безбольно.
Что ищет он в кромешной мгле?
Что кинул здесь, тая тревогу?
Ведь зла так много на земле,
Что если умер – слава Богу!
Тому, кто нищий и босой,
На нож нарваться – просто счастье,
А то придет вон та, с косой –
И раскромсает на запчасти.
А кто боится погибать,
Так зря он мучается тоже:
Не надо трусить: лег в кровать,
А не проснуться – Бог поможет
И, Боже мой, что за дела?-
Одна земля нас породила,
И, в крайнем случае, тела
Уложат в братскую могилу.
Сожгут, развеют, разотрут –
И будет вечная суббота,
Когда не надо поутру
Спешить на мерзкую работу.
Откинув груз прожитых лет,
Себя почуяв вольной птицей,
«Всё суета среди сует!» –
сказать – и к небу устремиться.
Так что ж так мечется народ,
И так ругается некстати?
Кто не погибнет – тот умрет,
И если повезет – в кровати.
НА КЛАДБИЩЕ СМОЛЕНСКОМ
В тиши почти что деревенской,
Свершая чувственный обряд,
Я был на кладбище Смоленском
Среди надгробий и оград.
Шел мелкий дождь. Была суббота.
Терзал мой мозг печальный стих.
Меня влекло куда-то что-то
Под зелень улиц нежилых,
В земную тишь миропорядка
И в неземную благодать.
Под шум дождя мне было сладко
О тихой пристани мечтать
На берегах реки Смоленки,
В переплетении корней.
Поодаль, у бетонной стенки
Две утки плавали по ней.
А чуть левее, у забора
Бесились псы, забор храня.
Я понимал, что я был вором
В их понимании меня.
И увязались псы за мною,
Из кожи рвались и из жил –
В их пониманье я земною
Своею жизнью дорожил.
Иного мира, неземного,
Где все уже предрешено,
Воображения больного
Понять им, бедным, не дано
.
Но здесь, на кладбище Смоленском,
Мог помечтать я, как поэт,
Что в городке далеком энском
В меня направлен пистолет.
Вмиг разрешая все проблемы
И сократив мучений срок,
Я буду там, где будем все мы, -
Быть может, раньше на годок.
Уйду туда, в иные дали,
От черной речки пустоты.
А за оградой не рыдали
И молча ставили цветы.
Вороны каркали упорно.
Кружились листья над рекой.
Дождь умирал… И кто-то в черном
Шептал слова за упокой.
ПРОЩАЛЬНОЕ
За окошком продрогшая ветка
Отряхнулась вороньим крылом.
Ну, так что ж, попрощаемся, детка
И немного взгрустнем о былом.
Ухожу в тишины невесомость,
Где багровые пляшут огни.
Я - России отрезанный ломоть
За морями живущей родни.
Если что-то со мною случится
Среди голых кустов и берез,
Не встряхнется от сна заграница,
Не расслышит далекое SOS.
Доползу до последней ступени
И нацелю тугую пращу,
И в хаосе гнетущих мгновений
Я мгновенье свое отыщу
И застонет на облаке флейта,
И застынет на струнах смычок,
И в прицеле покажется чей-то -
Уж не мой ли? - гудящий висок.
Но прицелюсь надежно и метко
И прижмусь распаленной щекой.
Ну, так что ж, попрощаемся, детка
И уйдем, кто куда, на покой.
В тишину, где колышется вечность
Замирающих в трепете струн,
Пролечу сквозь судьбы быстротечность,
Как когда-то и тонок, и юн.
Пронесусь над веками надгробий,
Над травою проросшим быльем…
И вселенской неслышимой скорби
Черный ворон помашет крылом.
2003 г
ГДЕ-ТО
(ретро, Тихий Океан, Новый, 1981 год)
Кругом – ни зима, и ни лето,
С небес – то ли дождь, то ли град...
А где-то, а где-то, а где-то
Кружит над землей снегопад.
Беснуется белая стая,
И кажется: всё! И навек!
Лишь стрелки часов отмечают
Земли заколдованный бег.
Вот в штопор заходит планета –
И снова уносится прочь.
Грядущего года приметой
Легла новогодняя ночь,
Где талой снежинкой отмечен
И мой перевал неземной.
Не лейте, грошовые свечи,
Вы слез восковых надо мной!
Пусть знойного лета осколки
Сильней заметает метель,
Пускай новогодние елки
Раскрутят свою карусель!
В колючках искрящейся пыли
Пушистый уляжется снег,
Мы канем в его изобилье,
Как будто в желанный ночлег.
Мильоны его моногамий
Свершась,обращаются в прах...
Снег в душах и снег под ногами
И тающий снег на губах.
Пусть завтра стеной водопада
Нависнет сосулек литье -
Что ж, значит, так надо, так надо,
Чтоб кто-то ушел в небытьё,
А кто-то в сиреневой смуте,
Вникая в утраченный след,
Устал трепетать на распутье
Метелей, падений и лет
………………………….
Но где-то, но где-то, но где-то,
Где берег банановый крут,
Стоит бесконечное лето,
Беспечные люди живут,
О снеге далеком мечтают
Под бой барабанов тугих,
И синие айсберги тают
В горячих видениях их.
СКОРБИ ЛЮДСКИЕ
Людей невидимые слезы -
Богам ни пепел, ни зола.
Платон и Лейбниц, и Спиноза,
Пытались
вникнуть в корни зла
Среди забот и мелких сует...
Кругами ада вознесясь,
Нам чувства грешные диктует
Богоотступник, мира Князь
.................................................
И торжествует душ губитель,
Когда – святая простота! –
В Смоленки грустную обитель
Я прохожу за ворота.
Но и на кладбище Смоленском
Только и смог проникнуть я
В глухие отзвуки вселенской
Тоски земного бытия.
О тех, кого навек не стало,
Лежащих меж земных пластов,
Мне лишь одна листва шептала.
У покосившихся крестов.
Бродя среди могил, надгробий,
Не принимал я – хоть убей! –
Всю неизбежность вечной скорби
В великом множестве скорбей.
Но никуда от них не деться –
ни в теле бренном, ни в умах
От целомудренного детства
До встречи с Богом в небесах
***
Я умру, как всегда, на рассвете,
Не заплачет чужая родня,
Не вздохнут нерожденные дети,
Недобром поминая меня.
И промокнув слезы пеленою,
Дам сигнал во Вселенную «SOS»
И нырну в пустоту с головою,
Как с борта ошалевший матрос,
Риф коралловый приняв за сушу,
Ни земли не увидев, ни дна.
Потому ничего не нарушу,
Что мне гибельность мира видна
Через сито прошедшее время,
Черных дыр молчаливый надзор,
Грешной жизни покинувши бремя
И небес горделивый узор.
Через лет световых биллионы
Волю к жизни свою утоля,
Я, покинув вселенское лоно,
Попрощаюсь с тобою, Земля.
И умру как всегда на рассвете,
Но
об этом не надо... Молчи!
Желтый карлик в окошко мне светит
На окраине звездной ночи.
ИНДУКЦИЯ
При смерти человека, его мозг,
в электрическом отношении
подобный катушке индуктивностии,
подобно ей, при отключении
вызывает длящееся всего мгновение
вспышку подсознания, которая
в отсутствии внешних источников
информации и способов фиксации времени,
образует эффект вечности, вбирающий
в том числе всю человеческую жизнь.
Сквозь вечные плоти игрушки,
Реальные только на вид,
Индукция тока в катушке
Мне истины миг озарит.
Последнее в жизни движенье,
Заоблачных призраков пир,
Короткое вспышки мгновенье
Пронзит чудодейственный мир
сквозь муку иного устройства.
Незримой Вселенной рычаг
Заменит земли беспокойство
На духов прохладный очаг
несказанных красок дизайна,
чудес неземного литья,
в просторах неведомой тайны
духовного небытия.
И сбудется НЕЧТО ИНОЕ,
Минуя веков череду,
В пространство богов неземное
Душою невесомой войду.
ЗАПАХ ЛАДАНА
Раскрыть таинственную дверцу,
Найти утерянную нить,
Придти в себя и осмотреться
И в церковь, может быть, сходить
Зайти, покоя не нарушив,
Чтоб запах ладана вдохнуть,
Почти не веруя, но душу
Желая честно обмануть
Земные стряхивая бредни,
Застывшей памяти капель,
Горит огарочек последний,
Кружит далекая метель...
* * *
Все в мире так: по паре полюса…
Любовь пришла – и радоваться надо,
но, в смену ей, другая полоса –
черней черных, преддвериями ада.
В коварстве жизни, в поисках причин
Особенно загадывать не нужно:
Мир разделен на женщин и мужчин,
на полюса – на северный и южный.
И потому, в гормонах и в крови,
Во всем, что есть – одна первопричина.
И все стихи, конечно, о любви,
И в них во всех – другая половина
АЛЬЦГЕЙМЕР
Чреды миров мигают острия.
Где мир иль миг, который наяву?
Мне моя жизнь привиделась иль я
Опять не тот, в котором я живу?
Ищу ответа я меж всех сторон
Иных пространств, и сфер, и полусфер
На вечный поиск я приговорен,
Как к вечной жизни подлый Агасфер
Уйдя
от всех религий и шаманств,
лишился я опоры и иду,
Скользя по льду невидимых пространств,
Заносит наяву или в бреду.
Лишь ждать конца осталось, наконец,
И я иду наощупь, на фонарь
Но, может быть, и вправду, Бог-отец
Меня возлюбит, божескую тварь.
В конечный миг, покаявшись в грехах,
Поскольку там еще и мир иной
Еще есть шанс как-будто: хоть в стихах
Приду в тот мир с повинной головой
Но сколько б я не мыслил – все не то.
Среди молитв и прочей кутерьмы
Лишь знаю я: не ведает никто,
Где царство света сменит царство тьмы
Пророков нет - ни мудрых, ни невежд.
Духовный взор в пространство устремя,
Мне невдомек: а где же тот рубеж,
Что вдоль пролег меж царствами двумя?
Но Бог принес в ночи благую весть –
Хоть не понять: во сне иль наяву:
Пока могу «Альцгеймер» произнесть,
Я мыслю – это значит: я живу.
БЕГЛЕЦ
(ангел-хранитель)
В этом мире я только беглец,
Где посильно живу на миру,
И
раскроюсь вполне наконец,
лишь когда ненароком умру,
Не оставив следа за собой
В этом мире, в котором исчез
И явленный слепою судьбой
в мир зеркальный, на поле чудес.
Но живых не казни и не тронь,
Где от века был дом этот пуст,
Греет душу нетленный огонь,
А, верней, несгораемый куст.
И спускается вниз, сизокрыл
Ангел жизни, шепча горячо,
Что меня сохранил и раскрыл,
Примостившись ко мне на плечо.
И, зеркального мира певец,
Песню песней пропев наизусть,
Он настигнет меня, наконец,
Я спокойно ему улыбнусь.
Пусть грядет этот час, этот миг,
И я в белую выйду дыру,
Сбосив груз опостылых вериг,
Когда я в самом делу умру.
ПОЭТ
Слагая
бессмертные строфы,
По воле небес, неспроста,
Восходит
поэт на Голгофу
Под грузом грехов и креста,
Под
вой и оскал фарисейства,
Под радостный вопль
«Распни!»,
Как будто сильнее злодейства
Представить
не могут они.
Он «оком за око» изранен,
Что
справа налево – к виску,
Но с радостью - как христианин
-
Подставит другую щеку.
Он выберет чести
дорогу
Поднявшись из самых глубин
И будет он царствовать
строго
И Бог лишь ему господин
А если, а если, а
если
Он вздумает «жить по
уму»,
То, выкинув слово из песни,
Изменит себе
самому.
***
Когда кончаются дома
И начинается дорога,
Где будто истина сама
Твердит осану «Слава Богу»,
Где грань грядущего видна,
Сквозь даль мятежную сомнений,
Одна дорога мне дана
Среди столетних разветвлений
Там, где кончается лимит
Земного трепетного счастья,
Слепой безумец, Вечный Жид
К порокам Космоса причастен.
Тот Агасфер веками лжет,
Манит надеждой обалдело,
Как Герострат, он мир сожжет
Во имя жизни без предела
В неприкаянной слепоте
За ним грядет пороков свита,
отвратна, как на Лапуте
«бессмертник» из фантазий Свифта
Духовики, сыграйте туш
Спасенным из бессмертья плена...
Хоть кто-нибудь приди, нарушь
Обет молчания Вселенной!
Но вот последний поворот,
Что сердце разорвет на части,
И никуда он не ведет
И ни к чему он не причастен
***
«В томленьи грусти безнадежной»,
Высоким идолам служа,
Внемли, поэт: твой голос нежный
Подобьем острого ножа
Души вскрывает одинокость,
Где затаилась жизни мгла,
Чтоб одолеть бессмертья пропасть,
Что между ними пролегла.
Но как сберечь души сердечность
Средь одинокости нытья?
Одна у нас дорога – в вечность,
Другая – в пыль небытия.
И всё при нас, и всё едино
Средь двуединого пути.
Где ж золотая середина,
Какой бы надобно идти,
Ловя ничтожное мгновенье,
Чтоб одолеть ползучий страх,
В бреду черпая вдохновенье,
Седой вдыхая пыли прах,
Чтобы припомнить все обиды,
Что накопились на душе –
Вот – тема вечная, хоть с виду –
Всё то же вечное клише,
Когда средь мыслей, между строчек
Не видеть сколь они бедны
Или когда в бессонной ночи
Считать оставшиеся дни,
Любви и смерти необъятность,
И жизни дар – за тот же грош,
И сфер высоких вероятность,
что в рай всех раньше попадешь,
Освободив души вериги,
Земной начертаных судьбой,
Где будут памятником книги,
Что не написаны тобой.
2 мая 2012
ВИДЕНИЕ
Мне было видЕнье такое:
Уйдя от постылых имен,
Искал я земного покоя,
В миру оказавшись ином
И, словно в язычников веды,
В шаманский наряд наряжен
Я, будто грибков Кастанеды
Отведавши, в сон погружен.
Железные виевы очи
Земную порушили ось,
И кружатся ангелы ночи,
творя из хаОса хаОс.
Попробуй поди подытожи,
Последних препонов лиши,
Где рвется и прочная кожа
Вдоль зыбкой границы души
Попробуй поди опровергни
слепое безличье минут,
Когда сновидения бредни
На месте пустом расцветут.
И в даль расползутся по свету,
Обстроивши царство свое,
И вы не наложите вето
На адское это жнивьё.
В аду мельтешащие лица
Навеки забытых персон.
Ведь надо ж такому присниться!
Но что, если это не сон?
А если и сон – то последней
Извечной судьбы решето...
А что, если это не бредни,
А самое верное ТО?
Когда всё былое минуло,
В натужной затёртости слов
Земля задохнулась от гула
Подземных ползучих пластов.
Но
к голосу зла не примкнувши,
земных не приемля богов,
не
верю я в райские кущи
ни тех и
ни этих миров.
Земная никчемная участь,
Ушедшего мига ничья
И жизни тупая ползучесть,
Изнанка людей бытия.
Ну что ж, принимаю такое
Страдание тягостных лет,
Поскольку земного покоя
Не сыщешь – и выхода нет.
***
Десять казней придумал Бог -
Бог любви или Бог увечий?
Беспримерно тот Бог жесток,
В ком пример Агасфера вечен.
И залег во веках Содом
потаенно в библейских душах
Оттого ли и пуст сей дом,
Тот, что в кои века разрушен?
Неподъёмный Талмуда том –
Как эмоций и мыслей гетто.
Оттого ли подчас Христом
Вдохновляют себя поэты?
Те, в кого Божий дар проник,
Трепет мыслей, эмоций роды
И творения миг... И крик
Продлевает глоток свободы,
Выбирая одно из двух,
Проклиная лихое время:
Фарисейского мира дух
Или Слова святое бремя.
В иудействе исток, родник
Трех религий... Мороз по коже!
И еврей уже тем велик,
Что дал миру он Слово Божье.
Но в Исходе – опять исход,
И по миру плодятся дети,
Продлевая библейский род,
Распыляясь по всей планете,
Растекаясь по трем ветвям –
Все б, казалось: цвети и здравствуй!
Тишь и гладь: ни хребтов, ни ям...
Но в тиши: разделяй и властвуй!
***
Кто я? Откуда и куда
Иду-бреду, земли не чуя.
Словесных залежей руда
Во мне же пропадает всуе.
И я копаю ту руду,
Чтоб отколоть хотя б кусочек,
Но зрю словес белиберду –
Видать, копается не очень.
Со мной копателей отряд,
Сооткрывателей вселенной,
И перья выстроились в ряд,
С тем же успехом переменным.
Им, как и мне, так тяжек груз.
Словно раскапывая Трою,
Увы, бессилен наш союз,
и каждый порознь землю роет.
Но вот уже, как рудимент –
Не тот, который под рудою,
(Как анекдот, что с бородою) –
Души болящей инструмент.
Проникнув в кровь и плоть слова,
Едва мечтавшие о воле,
Привычно примирившись с болью
И, обозначившись едва,
Вдруг извлекаются наружу
Из мглы веков... и обнаружу
Проникший через толщу лет
В звериной шкуре свой портрет.
ПРОРОК
Шел пророк по дороге вчерашней,
Как обычный седой аксакал,
Из своей, нам невидимой башни,
Он земные пути прорекал...
Ему слышались горькие стоны
В суете повседневной возни,
И под небом кружились вороны
(или вОроны, черты их возьми!).
Только солнце в просветах играло
На пророка седой бороде,
Но тянулись невидимо жала
На проложенной им борозде.
Но мерещились бледные лица
Среди мрачных знамений и тел,
А кругом полыхали зарницы
И Восток на границе темнел,
Где смыкались любовь и злодейства...
И он вымолвил: – Как я устал! –
И ему лишь понятные действа
Он толпе толковать перестал.
Снова солнце в просветах играло
На пророка седой голове,
И добычу делили шакалы
В поржавевшей от крови траве.
***
В тиши ночной снежинки тают,
В последнем вздохе зимних дней
Поэты истину рождают –
И умирают вместе с ней.
Но сам себе судьбу начертит,
Освободившись от корней,
Поэт уйдет в свое бессмертье
С приватной истиной своей,
Сев на голодную диэту,
Взыскав иную благодать
И передав, как эстафету,
стремленье истину искать.
И тот другой, во время оно,
исход почуявши уже,
Воздвигнет башню Вавилона
На предпоследнем этаже.
И как в другой, в тот день вчерашний,
Чужим довершись лесам,
Как в Судный день, взлетают башни
К чертям! К высоким небесам!
ТИХАЯ ПОЭЗИЯ
У каждого поэта есть свое
(чтоб не сказать «достоинство» - что пОшло)
заточенное жизнью остриё,
Навеки зашифрованное в прошлом
Чтоб не сказать обидно: «колея» -
Душа поэта – это ж недотрога.
У каждого поэта есть своя
Протоптанная к Господу дорога
Дорога или тропка, но своя,
В души глубинах робко замолкая,
Негромкую поэзию тая
Свою с лихвой – от края и до края
Прочь громкости сомнительный расчет!
В трибунах громыхающее слово!
Ведь тихая поэзия идет
От Фета – и до лирики Рубцова,
Сей лиры, затухающей в ночи,
Когда по умолчанью установка:
Сберечь лишь потаенные ключи
На дне морском поэзии негромкой.
И, кажется, открыты все пути:
От громкости до тихости – на выбор.
Но от себя, как видно, не уйти
И что дано нам – Господу спасибо
Вот лиры запоздалая мораль:
Когда нет подходящего апломба
Вся тихая поэзия, на жаль, -
В себе лишь разорвавшаяся бомба.
Давайте ж помечтаем – и вполёт!
Долой из генетического лона!
Мечтать не вредно: если повезет –
как в лотерее: шанс из миллиона!
***
Знаю: рыба гниет с головы –
я и сам так же гнил не однажды
Как нанюхавшись зелья-травы,
А потом, умирая от жажды,
Я все гнил, умирая, - но плыл.
Вдоволь было еды и тепла
В безразмерно зияющей луже.
Моя жизнь понемногу текла,
И аквариум был без стекла
И без стенок – внутри и снаружи
И, попав в той реальности плен –
Круговой безразличья поруки,
Я – высокому миру взамен –
Проявлял рядовой феномен
Бытовой одиночества муки.
Но, однажды, проснувшись в поту,
Не поверите, но... так бывает
Я себя обнаружил в порту,
Изменившем реальность на ту,
Где ничто не гниет, не качает.
Там, где грань еще была одна
На другой – не нашей планете
И почти что совсем не видна,
Но увидел я: была стена
Между теми мирами – и этим
И на том роковом рубеже,
На котором я, будто играя,
В золоченных урочищах рая,
Побывал я и раньше уже –
в мире том,, где я жил, умирая
ПОКАЯНЬЕ
Был
мой путь Фортуной покалечен
и теперь, на что ни
посмотри,
тягостно ложится мне на плечи,
болью отдается
изнутри.
И, как будто раны ножевые,
в неземной,
заоблачной стране
бабушка и дедушка, живые,
по
ночам являются ко мне.
Отдавая душу на закланье,
тяжкий
крест на совести влачу,
вымерить до неба расстоянье
мне же
самому не по плечу.
Милые, родные, не грустите
о
былом, утерянном житье.
Где же ваша новая обитель
в
царственно-далеком небытье?
Обманусь, немного успокоюсь:
в час расплаты все не без греха,
утоплю измученную
совесть
в неглубоком омуте стиха.
В Храм зайду
священника послушать,
став на миг и чище и добрей,
расчищать
авгиевы конюшни
беспокойной совести своей.
И, ловя
мелькнувшее мгновенье,
фимиам от свечек прикурю,
чтоб,
быть может, вымолить прощенье,
прислонясь душой к
алтарю.
Прикоснуться мысленно хотя бы,
круг свой
замыкая неземной,
там, где – неживые – дед и
баба,
над моей, повинной, головой.
