Несколько дней подряд не давала мне покоя мысль выпить кружечку хорошего пива, возможно даже и не одну. Эта самая что ни на есть банальная идея была окрашена, однако, в благородные лирические тона. Дело в том, что это мое простенькое желание было ностальгически связано с одним весьма уютным уголком города, где мне не приходилось бывать уже несколько лет. Там, рядом с пивным заводом располагался фирменный ларек, где пиво, по мнению знатоков, было самого высокого класса. Мне же лично, не столь крупному специалисту в области пивоваренной продукции, больше, чем самого пива, хотелось еще раз побывать в этом симпатичном, укромном местечке. Там, на берегу морского залива, находилась одна морская контора, куда я как-то устраивался на работу. Что-то тогда сорвалось... ну, да это к делу не относится.
И вот теперь, спустя несколько лет, уголок этот – и залив, и корабли в нем, и заводи, и даже сам ларек – все это ассоциировалось у меня с дальними странствиями, с морями и океанами. А кружка пива издавна служила для меня катализатором романтического настроя. Такая вот невинная слабость...
И вот однажды, выкроив время, я сел в автобус и отправился к заветному ларечку. Но тут вышел небольшой конфуз: автобус добрался уже до конечной остановки, а интересующего меня места я так и не обнаружил. Может быть, не тот маршрут? Да нет, вроде бы тот... впрочем, я мог и ошибиться. Поехал обратно, более внимательно следя за дорогой. Вроде бы то – и не то... Но где-то здесь – это точно. Тут ведь всего два-три автобусных маршрута – долго ли разобраться? Но нет времени, как-нибудь в другой раз...
И через несколько дней повторил прогулку, но уже другим маршрутом. И опять такое ощущенье, что вот-вот, здесь где-то рядом... Ничего не пойму! Неужели так память подводит?
Решил пройтись пешком, ориентируясь на берег залива. Казалось бы просто, ан нет: пришлось обходить всякие заборы, строения, свалки – и вышло сложно. Короче: опять пусто. Прямо круг заколдованный! Но это еще больше заинтриговало меня: целый район как сквозь землю провалился! Спрашиваю у прохожих – не знают. Совсем загадка! И уж, как говорится, не пиво – диво...
В следующий раз выбрался только через месяц. Решил в своем поиске почаще обращаться к прохожим, лучше к мужчинам – предмет-то поиска специфический... Увы, с тем же успехом. Некоторые даже возмущаются: сто лет, мол, здесь прожили, уж нам ли о пивзаводе не знать, если бы такой существовал? И я возмущаюсь в свою очередь: лет пять назад самолично пил здесь пиво. Отвечают резонно: значит, пить надо было меньше! Но ведь я-то знаю, что не в этом дело – однако, пойди поговори...
Что ж, раз мужчины такие бестолковые, спрошу-ка у женщин, тем более, что навстречу такое существо движется, что даже очень-очень... Собравшись с духом, обращаюсь вежливо:
– Девушка, извините за нескромный вопрос...
– Да, в чем дело?
– Видите ли, у кого ни спрошу, никто не знает, где тут неподалеку пивной завод расположен. Я точно помню, что это где-то совсем близко. Но все молчат, как сговорились. Засекреченный он, что ли? У всех мужчин спрашиваю – нет и нет. И вот решил, вопреки здравому смыслу, обратиться к вам. Вы уж не обижайтесь...
Она улыбнулась совсем не обиженно:
– Со мной вам действительно повезло. Я здесь почти всю жизнь прожила. Тот объект, который вы разыскиваете, совсем рядом. Только... вы, вроде, на алкоголика не похожи.
– Что вы! – смутился я. – Мне совсем по другому поводу. Завод – это так, для ориентира.
– Я вам расскажу, как пройти. Один квартал прямо, потом налево свернете, там переулочек небольшой, пройдите его, потом снова прямо... Давайте, я вам лучше нарисую, а то здесь, действительно, так все запутано, район старый, а вдоль берега не пройдешь. Но если уже знаете дорогу, то очень просто. У вас есть чем нарисовать? Бумага у меня есть...
Я протянул ей ручку, и она принялась за чертеж. У меня возникла идея...
– Девушка, вы не очень спешите?
– Нет, а в чем дело?
– Может, вы меня проводите? Буду очень вам благодарен, а то по бумажке опять заблужусь...
Она засмеялась.
– Да, в самом деле, нагородила тут... Можно и пройтись, здесь минут десять ходу.
– Вы меня, конечно, извините.
– Да нет, ничего, я просто прогуливаюсь, а гуляющий, как известно, крюков не делает.
По дороге мы разговорились. Она рассказала, что учится в институте, заканчивает пока только первый курс. Сейчас сдает сессию. Решила прогуляться, развеяться. Думает, чем летом заняться.
– Летом? У меня тоже отпуск в августе. Собираюсь в поход. Хотите составить компанию? – сказал я и сам удивился своей находчивости. Ведь еще минуту назад ни о каком походе не думал и, как обычно, отпуск мог пролететь бестолково и незаметно. А тут такой случай... Сердце учащенно забилось. Что она ответит?
– Знаете, я, в принципе, не против, но надо еще подумать.
– Очень прошу вас. Не пожалеете!
– Хорошо, хорошо! Такой напор... Как говорится, с вами хоть на край света?
Так, полушутя полусерьезно, мы подошли к тому месту, которое я так долго и безуспешно искал. Вот завод, а вот и ларек. Все, как и было когда-то. Нет, не все... Что-то особенное, не такое было в поведении толпящихся у ларька любителей пива, вроде бы все, как всегда, но... Люди выглядели как-то чересчур неподвижно, как будто на картинке или, возможно, как группа статистов на съемках фильма. Я даже обернулся назад, инстинктивно рассчитывая увидать операторов с камерами.
– Вы ничего не замечаете? Ничего такого?
– Вы имеете в виду этих пьяниц у ларька?
– Да, их. Вам не кажется, что они выглядят как-то необычно?
– По-моему, как раз обычно. Эти картины мне изрядно надоели.
– Вот именно – картины: люди будто нарисованы на холсте...
– О, так вы еще и художник!
– Не смейтесь, прошу вас. Неужели вы ничего не замечаете?
– Ничего особенного, представьте себе.
– Но ведь они почти не движутся. Держат в руках кружки и не пьют. И... постойте, ведь они ничего не говорят!
– Как это "ничего не говорят"? Или вы шутите? Я и отсюда слышу такие речи, которые мне бы слышать совсем не хотелось.
– Простите меня, пойдемте отсюда. Мне тоже здесь уже не нравится. А там что? Вон по той улице, за заводом?
– Я и сама там никогда не бывала. Если интересно, можно туда пройти.
– О, конечно. Мне будет очень интересно. Такой симпатичный уголок. Но все же какой-то странный...
– Не понимаю, что вы там нашли странного, но... впрочем, действительно, что-то такое есть.
И мы отправились в свое путешествие. Слева, в просветы между домами и деревьями поблескивали воды залива и виднелись стоящие у причалов и на рейде корабли.
– Прекрасное местечко, правда?
– Да, я очень довольна, что выбралась сюда, представьте себе, живу совсем рядом, а здесь – в первый раз.
– Но смотрите, смотрите! Корабли какие-то неподвижные, тоже как на картине.
– Что это вам все картины мерещатся? Корабли вдали и должны быть неподвижными.
– Да, но ведь они даже и не колышутся! Не только на рейде, но и на причале тоже. А ведь это совсем рядом...
– Ой, мне просто смешно! У вас такое воображение!.. Вы всегда такой впечатлительный?
– Нет, только с вами.
– Спасибо! Только не надо признаваться мне в любви. Во всяком случае, не так сразу.
– Хорошо, я учту на будущее. Но предупреждаю, что полную беспристрастность не гарантирую.
Мы продолжали в том же духе, и за легким флиртом понемногу спало охватившее меня напряжение. Действительно, здесь все так красиво, необычно, мне опять все очень нравится – и в тоже время как-то жутковато. Будто жду чего-то, будто знаю, что нечто должно произойти. А, впрочем, это чувство могло возникнуть именно из-за того, что все здесь так нереально красиво, что рядом со мной замечательная девушка. Все слишком хорошо.
Но почему так странно выглядят эти дома? Я никогда раньше не видел в своем родном городе таких островерхих готических крыш, покрытых красных черепицей, будто пришедших из сказок Андерсена, этих высоченных арок со старинными фонарями по бокам... Но было и еще что-то, чего я пока никак не мог уловить. Некая холодная безжизненность, все та же картинность, сильно смахивающая на излишне натуралистичную театральную декорацию: похоже на жизнь, очень похоже, но... В ней есть все детали, они очень ярки, выпячены, но – мертвы, несмотря на все усилия художника. И в то же время дома стояли совсем рядом с нами, и мы могли дотронуться до них, чтобы убедиться в их реальности. Главное, наверное, в людях, точнее, в их отсутствии на этих странных улицах. Хотя нет: я видел и людей, непонятных обитателей этих мрачных готических сооружений. Улицы и в самом деле были пусты, но повсюду в окнах домов, за плотно висящими занавесками, ощущалось их призрачное присутствие. Люди не выглядывали открыто, а будто прятались от нас, таясь за чуть раздвоенными оконными шторами. И не сразу осознавалась все та же необъяснимая особенность этой удивительной городской окраины: ощущение происходящих где-то за кадром событий при почти полном отсутствии движения. И холод прошел по спине, когда вплотную приблизилась эта мертвая неподвижность множества голов, глаз, рук, придерживающих края штор и гардин...
В них не было рядового и понятного любопытства обывателя, – это был обреченный взгляд жертвы, охваченной предсмертным страхом.
– Посмотрите, что делается с домами!
Я поднял голову и увидел, что черепица крыш уже не лежит аккуратными рядами, а вся искорежена, вздута, а то и вовсе оплавилась, вся в безобразных буграх, как после пожара. Но ведь совсем недавно ничего подобного не было. Что происходит?! Или это мираж, галлюцинация? Эти внимательные глаза, бледные руки...
– Что это? – девушка испуганно взглянула на меня. – Вы слышите какое-то гудение?
– Это гудят пароходы.
– Нет, пароходы так не гудят. Они обычно гудят вразброд, а не хором. А здесь гудение общее, сплошное, какое-то низкое, почти не слышное... будто внутри меня. А у вас?
Теперь и я слышал... чувствовал это жуткое гудение.
– Может быть, что-то случилось? Не было никаких сообщений?
– Нет, я ничего не слыхала. Идемте отсюда, мне страшно.
Мне тоже было не по себе. Гудение все нарастало. К нему прибавился еще какой-то необычный звук, который шел откуда-то сзади. Мы одновременно обернулись. Прямо на нас неслась толпа – те самые «статисты» от пивного ларька. Они неслись во весь опор – и в то же время как бы застыли на месте. Неподвижные лица искажены ужасом, ноги распластаны в прыжке и не касаются земли, но каким-то образом издают такой звук, будто несется табун лошадей. Ничего более жуткого я не видел.
В ужасе девушка ухватилась за мою руку. Я тоже не выдержал и, крепко сжав ее ладошку, понесся вперед. Мы бежали впереди этой ненормальной толпы, и сами выглядели, наверное, такими же ненормальными. А толпа все увеличивалась. Позади и впереди нас изо всех подъездов и подворотен выскакивали люди и, обезумев, неслись куда-то, видимо, даже не понимая куда и от кого, и от чего... И еще мне почудилась в их замороженной прыти какая-то отрепетированность и отрешенная покорность судьбе – будто неведомый пастух гнал куда-то свое стадо к одному ему известной цели. И они почему-то не издавали ни звука, хотя рты у всех были широко раскрыты как бы в непрерывном крике.
А нутряное гудение все усиливалось и нарастало так, будто гудела уже сама земля под ногами. Я, кажется, понял.
– Цунами! – прокричал я, задыхаясь
Она меня не услышала.
– Это цунами! – крикнул я изо всех сил.
Теперь она поняла и отрицательно замахала головой. Я чувствовал, как она обессиливает, не может бежать дальше. Мы стали замедлять шаг. И вдруг закачалась под нами земля. Было ощущение, будто мы летим, но не вверх, а вниз – проваливаемся в бездну. И не только мы... Жутко кренились дома то в одну, то в другую сторону. Землетрясение?
А дома наклонялись все ниже и ниже. Они не разрушались, не падали, но раскачивались наподобие гигантских маятников – и это теперь, своей очевидной неестественностью и грандиозностью, вызывало нерассуждающий ужас. Быть может, это всего лишь страшный сон? Но нет, совсем рядом, вполне реально и ощутимо, была замечательная девушка – она надеялась на меня. И это придало мне новые силы. Не знаю почему, но я инстинктивно рванулся в какую-то подворотню – и толпа пронеслась мимо. Здесь оказалось на удивление тихо, и первое время, после всего пережитого, мы почувствовали себя в относительной безопасности. Я еще крепче сжал руку девушки, ощутив ее полную покорность и доверие. Земля здесь раскачивалась гораздо меньше. Мы прошли дальше, вглубь двора-колодца – и были поражены новой картиной: стены колодца выглядели ярко-оранжевыми, будто в отсвете гигантского зарева. А небо... а небо прямо над головой полыхало, превратившись в сплошное, затянутое серой колышущейся дымкой, солнце.
И тут, на счастье, мы увидели грубо намалеванную стрелку, указывающую вход в бомбоубежище. Когда мы прошли туда, там уже было полным-полно людей, проникших внутрь, видимо, через другие ходы. Из подвального помещения вела куда-то вниз широкая и пологая лестница, и люди, давя друг друга, рвались к ней. Но почему так глубоко? Идем, идем – и конца не видно. Наверное, это убежище приспособлено для защиты от атомной бомбардировки. Тускло горел где-то над нами и где-то впереди нас желтовато-серый свет, придавая погребальную грацию волнующейся массе человеческих голов.
Наконец спуск в преисподнюю закончился. Давило в ушах – видимо, от большой глубины. Мы очутились в широком, но тоже едва освещенном коридоре и продолжали двигаться вперед, подталкиваемые, сдавливаемые и обтекаемые многотысячной толпой. Несмотря на темноту, помещение напоминало подземный вестибюль станции метро. Возможно, так оно и было. В подтверждение этой догадки через некоторое время раздался типичный шум приближающегося поезда. Он двигался без передних огней, лишь по бокам светились красные и зеленые сигнальные фонари. Поезд остановился. Толпа еще сильнее сдавила нас и потащила к нему, перетирая на ходу своими мельничными жерновами. В отчаянии я чувствовал, как все дальше относит чудовищным неуправляемым потоком мою девушку, и с огромным трудом пытался удержать ее руку. Изо всех сил, причинив, вероятно, немалую боль, я сжал ставшую мне родной ее безвольную ладошку... И вдруг, охваченный волной космического одиночества в этом человечьем хаосе, я ощутил ноющую пустоту в своей руке. Я терял все, но уже бессилен был что-то изменить, несомый прямо к открытым дверям вагона. Ближе, ближе... Я хотел обернуться, хотя бы глазами отыскать мою спутницу, но не мог повернуть даже головы. Оставалось надеяться на слепую стихию, больше не на чего...
И вот я в вагоне. Толпа все прибывает, сдавливая так, что невозможно вздохнуть. Слышно, как безуспешно дергается пытающаяся закрыться дверь. И теперь единственная мысль – разыскать девушку, встретиться с ней хотя бы глазами. Но бесполезно... А поезд все набирает ход. Куда же нас везут? Никаких остановок... Полчаса? Час? Два?.. У меня на руках часы, но нет никакой возможности до них добраться. Тяжело дышат люди, задыхаясь от жары, истекая потом... Внезапно поезд сильно закачало из стороны в сторону. Послышались тяжелые, густые удары. После одного из них поезд перестал раскачиваться и круто накренился вправо. Сердце замерло, мышцы напряглись, удерживая напор живой массы, инстинктивно пытаясь уравновесить кренящуюся махину. Прямо над нами громыхнуло что-то со страшной силой, а потом раздался сумасшедший скрежет опрокидывающегося на полном ходу состава. Дико закричали люди...
Откуда-то сверху посыпались осколки стекла. Зато сразу стало легче дышать... Я понял, что нахожусь у верхней стенки опрокинувшегося набок вагона. Но почему-то не слышно ни криков, ни стонов, хотя, несомненно, в этой груде человеческих тел должны были быть и искалеченные, и полу-придушенные люди. После неимоверного грохота наступившая тишина казалась особенно зловещей. Только спустя некоторое время она перешла в безголосое кряхтение копошащейся в темноте полумертвой человеческой груды. Нам еще «повезло»: поезд не совсем завалился набок, упершись в одну из стенок бокового туннеля. Как бы то ни было, я был цел и невредим и должен был действовать. Через несколько минут мне удалось выбраться на наружную, «верхнюю» стенку вагона. Ухватившись за одно из колес, я спрыгнул вниз. Впереди меня, где стоя, а где и ползком перемещались темные людские силуэты, протискиваясь между поездом и стенами туннеля.
Я вновь почувствовал содрогание земля. Бомбардировка – или что там еще? – продолжалась. Но теперь все это было так далеко и неопределенно, что хотелось только одного: выбраться отсюда хоть куда, подальше от жуткой неизвестности. Уже не было никакой надежды в этом столпотворении обнаружить девушку, и я, руководимый почти одними инстинктами, оглушенный и потрясенный, пробирался вперед по ходу поезда. Вагоны, наконец, кончились. Впереди и позади меня двигались люди. Раздавалось шарканье обуви о шпалы. И ни одного человеческого голоса, будто кругом были одни мертвецы или роботы. Далеко впереди замаячил красный сигнал светофора, и, охваченный последней смутной надеждой, я устремился к нему, то и дело обгоняя сгорбленные человеческие фигуры.
В одной из них мне почудилось что-то знакомое. Она! Увы, меня постигло разочарование. Но появившаяся надежда заставила меня метаться от силуэта к силуэту то вперед, то назад. Что-то отлетело от моей ноги и металлически звякнуло о рельсы. Я нагнулся и пошарил рукой: это оказался электрический фонарик. Я попробовал его включить – горит! Ободренный чудесной находкой, я двинулся обратно, навстречу основному потоку, освещая встречных резким лучом света. Они никак на это не реагировали, и я с трудом заставлял себя вглядываться в бесстрастные лица этих живых трупов. Так я добрался обратно к опрокинувшемуся поезду. Взобравшись на один из вагонов, я осветил его салон. Он был совершенно пуст! Перебравшись на второй вагон, я обнаружил то же самое. Переходя с вагона на вагон, я не увидел в них ни одного человеческого существа. Как такое могло быть?! Ведь должны же были оставаться какие-то раненые или погибшие, никто не успел бы их так быстро вынести. Но о чем я говорю? Ведь вагоны были не только пустые, но и совершенно чистые, как будто там не было никого и ничего каких-то полчаса назад. А, может, поезд – как это ни невероятно – вместил всю нашу толпу в одном-единственном вагоне?
И в самом деле, в седьмом от начала вагоне вместо пустого салона луч фонарика высветил сплошной массив человеческих тел. Но они не лежали, как следовало ожидать, хаотически внутри перевернувшегося вагона, нет: они были уложены кем-то идеально ровными рядами (чуть не сказал: штабелями) голова к голове, в самой плотной упаковке. И, буквально как сельди в банке, они располагались не только абсолютно ровно, но и полностью забивая весь салон до самого верха, не оставляя почти никакого просвета. И все – лицом вниз. Преодолевая мистический страх, я поспешно устремился вниз, понимая, что здесь мне больше делать нечего.
Я пошел своим прежним путем, обгоняя одинокие безжизненные силуэты. Люди в состоянии гипноза? Роботы? Но откуда же они брались?! Вот один из них развернулся и пошел обратно, прямо на меня, и я не решился осветить его лицо фонариком. Силуэт медленно проплыл мимо, не обратив на меня никакого внимания. Потом точно так же развернулся и двинулся назад второй, потом – третий... Причем все они разворачивались почему-то у того светофора, который теперь был уже совсем близко от меня. Я настолько свыкся с чудесами этого жуткого мира, что почти не удивился и даже не пытался вникать в причины его странностей.
Но, дойдя до светофора, я почему-то почувствовал сильнейшую, совершенно непонятную тоску. Она становилась все сильней и сильней и, наконец, вылилась в неудержимое желание вернуться назад в свой родной поезд, в свой любимый вагон, о котором я теперь мечтал, как об утраченном рае. Что я там потерял? Что хорошего могло ожидать меня в этом переполненном морге? Я все это понимал умом, но сердцем стремился туда... туда... где... Я понял: где ждала меня она, моя утраченная любовь! Она была среди них... тех самых... нет, не мертвецов, а своих братьев и сестер, которые приютили ее... Там – мое счастье... там – мы с ней.
И тут я вспомнил черные силуэты, которые доходили до этого светофора и, покачнувшись, как бы в размышлении поворачивали обратно. Что-то там действовало такое... Какая-то сила исходила от него, лишая воли. Она действовала сейчас и на меня. Я тоже не могу больше идти вперед. Но надо! Иначе я тоже превращусь в одного из таких мертвецов, буду лежать в вагоне лицом вниз...
Я попытался снова пройти вперед, но тоска стала еще сильней, разрывала сердце. Я не мог без... без нее, своей любимой, она умоляла, ждала, звала, протягивая ко мне невидимые руки...
...А в вагоне – тысячи трупов, страшных, молчаливых, уложенных аккуратно один к одному, один на другом... Я стану таким же... Туда мне никак нельзя. Это обман. Они зачем-то хотят заманить, превратить в мертвеца – живого или мертвого... Это у них какой-то эксперимент... Они превращают людей в роботов, и я тоже стану роботом, если вернусь... Они кидают на людей-роботов свои бомбы, раскачивают землю... Не знаю, зачем они это делают...
Но ведь там ждет меня она... Она тоже не может без меня... Но нельзя...
Я упал на колени и пополз, цепляясь руками за выступы стен, за толстые кабели. Я почувствовал, что еще немного – и разорвется сердце. Хоть бы чуточку полегчало! И тут я обнаружил, что мне и вправду становится понемногу легче, скоро будет совсем хорошо, надо только одолеть еще несколько метров, проползти еще пару шагов...
И вот наваждение схлынуло. Тоска еще оставалась, но я уже понимал, что в оставшемся позади вагоне моей девушки нет и не там мне ее надо искать. Впереди, очень далеко, горел еще один светофор. Удастся ли мне и его миновать? Но надо идти, ведь теперь его злой силе я могу противопоставить свою хитрость. Как только я почувствую его дьявольское тяготение, сразу упаду на колени и поползу... Теперь у меня есть опыт.
Рельсы отсвечивали слабым красным светом, и я старался не наступать на них, боясь, что они могут оказаться под напряжением.
Правда, нечаянно я их уже не раз касался, но все же надо опасаться любого подвоха.
Что-то изменилось, и я даже не сразу осознал, что рельсы отражали уже не красный, а зеленый свет. Да, светофор теперь зеленый. Путь открыт... Но ведь это значит, что в любой момент может пройти поезд! Необходимо срочно разыскать спасительную нишу! С помощью фонарика я довольно быстро обнаружил вполне устраивающее меня углубление в стене. И тут же послышался отдаленный шум приближающегося поезда. Я подбежал к нише и посветив в ее глубину фонариком, понял, что это была не ниша, а настоящий боковой туннель. Рельсов там не было, значит, не должно быть и этих адских светофоров. Раздумывать было некогда...
Через несколько минут с невообразимым грохотом пронесся на огромной скорости поезд. Но сквозь грохот пробивался еще какой-то омерзительный скрежет, и бесконечный поток искр несся вослед. Я сообразил, что по бокам абсолютно черного состава самим дьяволом были установлены металлические скребки, способные вымести и превратить в кровавую кашу прячущегося в нише хитроумного беглеца. Может быть, поезд гнался именно за мной – от них ведь всего можно ожидать! А почему бы и нет? Ведь если я, Бог даст, останусь жив и выйду наружу, то останусь единственным живым свидетелем этого кошмара, который они устроили здесь. Но где это здесь? В городе? Под городом? Или вообще где-то в иных измерениях, куда они завлекают своих несчастных жертв, скорее всего, с далеко идущими планами...
Но если я когда-нибудь выйду... Кстати, я потерял часы во время всех этих чудовищных событий и не знал даже, сколько времени я уже нахожусь в этом потустороннем мире. День сейчас или ночь?
Впрочем, в этом аду время не имеет никакого значения: только бы вернуться назад, на белый свет...
И я еще целую вечность брел вдоль туннеля, перебирая руками вдоль неровных, шероховатых стен и изредка, экономя батарею, позволял себе посветить фонариком. Нестерпимо хотелось есть и пить, но мысли были только об одном, и я надеялся, что все это когда-нибудь кончится... если только и эта дорога не ведет в ад.
Когда впереди забрезжил какой-то свет, у меня уже почти не было сил. Я не обрадовался и не испугался. Куда-нибудь приду – а там видно будет. Только скорее бы все кончилось!
Уже не нужен был фонарик. Дорога становилась все светлее. И это был обыкновенный наш дневной свет. Подземелье кончилось, я был в каком-то самом обычном люке без крышки – и прямо надо мной сияло ясное голубое небо. Глаза сами закрывались от яркого света и от страшной усталости. Я ухватился рукой за железную перекладину лестницы и полез вверх. Полуприщуренными глазами успел разглядеть в нескольких метрах от люка обычную садовую скамейку. Приключение кончилось.
Было уже довольно темно, когда я проснулся. Будто с тяжелого похмелья кружилась и трещала голова. В груди щемило чувство чего-то навеки утраченного...
Я стал вспоминать... Вспомнил, что искал пивной ларек, но не нашел, кажется. Зато познакомился с прекрасной девушкой, и она мне показывала дорогу. А потом... потом эти чудовищные события. Но ведь я ничего не пил, это я точно помнил. А если бы и выпил кружку пива, то неужели бы она вызвала такие четкие галлюцинации? Может быть, я попал под действие какого-то газа? Ну да, газ выходил из этого люка, и я в него провалился. Счастье еще, что жив остался – видимо, утечка быстро прекратилась. Осмотревшись кругом и сориентировавшись, я «проголосовал» первому же увиденному мной такси...
Яркий лучик утреннего солнца чуть не подбросил меня в постели. Голова уже не болела, зато по-прежнему щемило сердце от мучительной потери. Что со мной произошло? Была ли девушка? Кто она и откуда? Что с ней стало?
Надо разыскать хотя бы ту скамейку, на которой я отлеживался после потусторонних событий. Где-то там ведь мог остаться и фонарик. Если я его найду – значит, все это не выдумка больного воображения, значит – было... Увы, фонарика я так и не нашел, хотя скамейку отыскал почти сразу, так как она была неподалеку от входа в небольшой парк. Поблизости находились даже два люка, но оба они были прикрыты крышками. Что делать? Лезть в люк? Но я там или ничего не найду или снова окажусь во вчерашнем аду...
И теперь оставалось только одно: пройтись своим вчерашним маршрутом – не подземным, конечно. Уж завод-то должен существовать – это не какое-нибудь фантастическое подземелье! Чтобы понапрасну не блуждать, я обратился в справочное бюро и узнал, что в городе имеются два пивзавода и был еще один, третий, который уже несколько лет не работает. Судя по всему, этот третий и был, видимо, тем, что мне нужен.
Но никакого завода, даже и бывшего, по указанному адресу найти не удалось. Все же кто-то мне подтвердил, что таковой, действительно, существовал когда-то, но потом его закрыли и, наконец, окончательно снесли. Да и сам район настолько перестроился, что от старых зданий и следа не осталось.
Теперь мне стало окончательно ясно, что я стал жертвой галлюцинации, вызванной какими-то вредоносными испарениями, идущими, скорее всего, из под земли – возможно, как раз на месте старого завода. Но неужели и девушка – галлюцинация?!
Охваченный такими грустными мыслями, я подошел к тому же месту, где однажды в далеком и страшном сне повстречал свою прекрасную незнакомку. И я узнавал все детали. Разве так бывает во сне? Вот здесь я впервые увидел ее, здесь обратился к ней со своим глупым вопросом. Затем мы отошли к невысокой металлической ограде, и вот на этом столбике она рисовала мне план дороги. А пока мы стояли, листок сдуло ветром, и я автоматически проследил за его полетом. Он упал, кажется, вон там, у толстого ствола громадного дуба...
В невысокой траве, у обнаженного узловатого корня спокойно приютилась небольшая, чуть свернувшаяся бумажка. Я перемахнул через ограду... Да, это был он, рисунок, сделанный ее рукой! Прямо, потом налево... А вот и незаметный переулочек, соединяющий два мира... И она где-то между ними. Надо только перейти улицу...
1985, Ленинград