Если бы Ольги Баум не было, ее надо было бы выдумать. Я думаю, половина читателей «Мы и Америка» берут эту газету только из-за ее статей. Причем половина этой половины готова буквально смести ее с лица земли (если не удается с газетных полос), другая же упивается каждым ее оборотом, как откровением, например: «Сущность коммунальной, чтобы не сказать марксистской психологии этих людей проста, как катехизис мародера…». Ах, как здорово, как хлестко сказано! И как ловко! – добавлю я от себя. Одним махом коммунизм приравнен к коммуналке, а заодно уж и вообще к мародерству. И вечно бунтующая Ольга предстает перед нами почти что святой воительницей. С кем и с чем, однако, она воюет? Судя, например, по статье «Высокая культура хамства» – с мещанской сущностью нашей эмиграции. И это хорошо: с мещанством, с пошлостью, с хамством надо бороться! «Откуда взялись эти люди (с какого марсианского конвейера они свалились? Кто и с какой непостижимой целью их сотворил? (Сотворил нас всех, как известно, Господь Бог, но за долгие годы эволюции многие из нас, однако, мутировали – кто в китайцев, кто в одесситов. – Я. М. ). Почему они именно такие? Отчего даже лица столь похожи одно на другое и на каждом неизменное и ничем не прошибаемое – на все случаи жизни – угрюмо-озабоченное выражение?». Ух! Конец цитаты… На «павлиний акцент» и «фонетический коктейль» сил не хватило. Похожие друг на друга? Но это естественно: китайцы – на китайцев, одесситы – на одесситов… Угрюмо озабоченные? Я, однако, видел и совсем другие лица… И все же, какой бурлящий, кипящий взор у нашей Ольги! С высоты орлиного полета прозревает она все эти угрюмо-озабоченные павлиньи рожи своих бывших земляков с сорочинской ярмарки и бердичевского рынка. А что, неправда? Увы, правда и, к сожалению, самая сермяжная. И с этой правдой уже пытались бороться (смотри далее). Но ведь можно взглянуть на это и с другой стороны – глазами насмешливыми, но добрыми – как это и делали в свое время классические описатели указанных выше местечек. Были, конечно, и другие, нетерпеливые и воинственные. «Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорей канарейкам головы снимем, чтоб коммунизм канарейками не был побит!». Как видим, здесь коммунизм как раз противопоставлен коммуналке. Однако же было, есть и будет… «Се человек!». Пафос Ольги Баум понятен. Но упрекая революционного поэта в «массовой вакцинации ненависти», не такой ли же самой ненавистью пропитаны и все ее строки? И если даже не ненавистью, то какой-то озлобленной непримиримостью. И я не заметил у нее никакого противовеса. А ведь совсем не таков заклейменный Ольгой Маяковский, непонятно как, кстати – при такой ее к нему ненависти – у нее в полном своем собрании пребывавший (по ее словам, она это собрание с радостью сбыла при первых же бликах гласности. А хранила-то зачем? – то ли по особой надобности, то ли по моде, но уж очень подозрительно – прошу соответствующие органы обратить внимание). И очень жаль, действительно, что она «с радостью подарила кому-то его краснокожее собрание сочинений», а то мы вместе с ней бы обнаружили там непревзойденные строки трагической его лирики («Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг», «Подошел и вижу глаза лошадиные…», «Послушайте! Ведь если звезды зажигают…»… Или Ольга читала у Маяковского только про Ленина и революцию? Да ведь и там неплохо: «Дул, как всегда октябрь ветрами…». Напомню банальную истину: время такое было, и в этом времени переплелись добро и зло, любовь и ненависть, нежная романтика и суровая необходимость… Страшное время! Великое время!.. В этом – прощение. Нынче же время совсем другое. И Ольга Баум не прощает: ни своим бывшим землякам-обывателям, ни их антиподам, великим борцам с мещанством (да и вообще за человеческое достоинство, - что бы теперь ни говорили вмиг прозревшие новые умники) – Марксу и Маяковскому.
10 августа 1998
p. s. Письмо опубликовано с небольшими сокращениями.