Интересную историю творит кандидат исторических наук Вилен Люлечник. В расчете на то, что читатель, усвоив ту небезоговорочную истину, что его семьдесят лет обманывал, скушает все, что будет подано ему в перевернутом – по отношению к советской мифологии – виде, Люлечник упорно, как вещий Олег у Высоцкого, гнет свою линию: во всех мировых войнах виновата банда большевиков во главе со своим паханом – Лениным (интересно, что на этой линии сходятся, против своей воли, и «демократы», и русские националисты, этим противоестественным симбиозом создав условия для разрушения СССР). На фоне злодеяний Ленина, «с той поры, когда страшный октябрь 1917 года разрушил российскую жизнь», меркнет даже один небезызвестный грузин с трубкой. Что дает Люлечнику такая рокировка? Она переводит стрелку читательского внимания с тех или иных частных факторов (например, дурной характер вождя) к причинам, так сказать, имманентно социализму присущим. Такой подход был бы вполне разумен, если бы не использовались при этом все те же недобросовестные приемы. Виктор Суворов, Георгий Владимов (некогда любимый мной автор) и примкнувший к ним Вилен Люлечник создают новых героев из старых врагов Советской власти методом простой перекраски черного в белое и красного - в коричневое (хотя подоплека такой «перекраски» не столь проста).
Ссылаясь на авторитетного историка Мих. Геллера, Люлечник пишет, что «накануне первой мировой войны Россия переживала эпоху бурного экономического развития». Если это и верно, то с большими оговорками. Во-первых, реформы шли не столь гладко, а, во-вторых, мировая война внесла свои, мягко выражаясь, коррективы в состояние как экономики России, так и ее народонастроения. О той войне, которой, по выражению того же Геллера, «никто не хотел» (См. М. Геллер. «Вехи 70-летия»), Вилен Люлечник пишет, как о «встреченной всенародным одобрением», хотя ему должен был ясен смысл ура-пропагандного пафоса начала новой войн, призванный, прежде всего, смягчить горечь поражения от «несчастной», по выражению М. Геллера, войны с Японией. «Патриотический подъем охватил рабочих в начале войны, - пишет другой авторитетный историк (Леонард Шапиро. «Коммунистическая партия Советского Союза»). – Положение изменилось к лету 1915 года. Рост цен, нехватка товаров, экономическая депрессия, поражение на фронте и общая разруха не прошли даром». Ведь именно этими обстоятельствами была вызвана февральская революция, революция буржуазная, к которой большевики не имели почти никакого отношения. Люлечник прибегает здесь к простой «уловке» (выражение Шопенгауэра): ссылаясь на 1912-13 гг, он незаметно упускает несколько последующих, тяжелейших военных лет (кстати, к этой «уловке» прибегали и многие прочие критики большевизма – я помню, как и сам, в перестроечном азарте, не замечал такого простейшего фокуса, как «исчезновение» 4-5 лет из российской истории).
«Революция в России – детище первой мировой войны», - пишет уважаемый Люлечником Геллер, а Люлечник продолжает твердить о «предательстве группы большевиков» – как будто этой войны и не было…
Артем Веселый («Россия, кровью умытая»): «Грозен – в багровых ликах – закатывался1916 год. Серп войны пожинал колосья жизни… страна была пьяна горем. Тень смерти кружила над голодными городами и нищими деревнями… Война пожирала людей, хлеб, скот… отказывала промышленность – не хватало топлива, сырья, рабочих рук, закрывались фабрики и заводы. Отказывал транспорт…»
Вилен Люлечник («Утраченная победа»): «И эта победа по вине большевиков была утрачена». Недобросовестность Люлечника в том, что все его примеры относятся к довоенному – причем в узком промежутке времени – периоду более или менее благополучных реформ, но война, к несчастью, слишком многое изменила.
Революционными настроениями была тогда охвачена почти вся Россия. Официальный идеолог Белого движения, замечательный русский философ Федор Степун пишет о том времени, когда «не было ни одной дворянской семьи, в которой не было бы своего революционера». И «демократы», и «патриоты» – каждые по своим причинам – избегают упоминать слова Поэта: «Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу. Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу». Были ли эти слова воистину пророческими или же они просто «подсказали» большевикам – которые классиков очень уважали – их способ мышления и образ действия?..
24 июля 1999
P. S. Статья опубликована в «Панораме» в до неузнаваемости (до необходимых идейных рамок) урезанном виде.
Я. М.