“Однажды возник большой спор между р. Элиэзаром и другими мудрецами, которые не принимали никаких его доводов. Тогда он обратился к дереву, чтобы оно подтвердило его правоту дерево вместе с корнями вырвалось из земли и взлетело кверху.
- Дерево - не доказательство! - сказали мудрецы.
Тогда р. Элиэзар обратился к ручью - и ручей повернул в обратную сторону.
- Ручей - не доказательство! - сказали мудрецы.
Тогда р. Элиэзар обратился к небу - и с неба прогремело: - р. Элиэзар прав!
- Небо - не доказательство! - сказали мудрецы. Не в небесах Тора!”
(Из Агады)
Когда на титульном листе газеты “В новом свете” я увидел большую цветную надпись: “О'Джей Симпсон – палач или жертва?”, а затем прочел соответствующую статью М. Стюруа о завершившемся “процессе века”, мне почему-то сразу припомнилась эта притча. Утверждают, что дело это уже всем надоело и что всем уже давно все ясно. С одной стороны оно, может, и так, но с другой – я сильно сомневаюсь. Во-первых, внимание к процессу само по себе говорит об обратном. А во-вторых, в этом внимании видится мне не только обывательский интерес о хлебе насущном, ибо, как мне кажется, этот интерес проявился бы, скорее, в соответствующем – по мнению М. Стюруа – интересе к речи президента, который при всем желании не может сказать ничего нового и которую желающие смогут потом не спеша – не сегодня, так завтра – серьезно и вдумчиво прочитать. А вообще-то, подумаешь… Речь президента! Что он – Иисус Христос?
Процесс же Симпсона, вызывающий сначала нездоровый, как говорится, интерес своей сенсационной подоплекой, очень скоро перерос сугубо криминальные рамки, затронув ряд не только юридических, но и социальных, и моральных, и психологических факторов. Главное же - проблема справедливости, которую, конечно, каждая сторона воспринимает по-своему.
Начну с вопроса, которым задается редакция газеты: О’Джей Симпсон – палач или жертва? В статье М. Стюруа на этот главный вопрос нет прямого ответа, что, возможно, соответствует литературному или даже психологическому стилю автора. Можно даже подумать, что автор здесь вообще ни при чем. Действительно, один вердикт полностью перечеркивает другой, формально более соответствуя духу безразличного плюрализма, который лежит в основе демократического (то есть как бы народного и свободного) общества, - а на деле раскрывая громадную пропасть между двумя основными социально-расовыми группами. У каждой группы – своя правда и, значит, единой правды как бы и нет. Однако, взглянув еще раз на титульный лист газеты, можно в такой мирной взаимоуравновешенности двух правд и усомниться. Равновесие проявилось бы в том случае, если бы симметрично вместе с цветной фотографией любящего отца и мужа помещена была и фотография этой самой жены этого мужа с перерезанным до шейных позвонков горлом; цветная фотография молодого человека с 64 (!) ножевыми ранениями тоже была бы очень уместна “ради справедливости – и только”. Напечатанный же газетой снимок, только увеличенный до размеров натуры, был в свое время выставлен адвокатами Симпсона перед первым (“черным”) жюри в качестве главного и, пожалуй, единственного аргумента его невиновности. И, как известно, это “доказательство” сработало. (К чему тогда это изображение в претендующей на объективность – “палач или жертва?” – газетной публикации?).
Менее доверчивому “белому” жюри гражданского процесса одной цветной фотографии симпатичного отца семейства показалось недостаточно: они внимательно рассмотрели и другие интересные снимки (в том числе и вышеупомянутые), а также заслушали ряд не менее интересных подробностей, от которых человеку незакаленному может стать немножечко плохо. Адвокаты Симпсона на первом процессе, трогательно оберегая нежное жюри от незаслуженного стресса, предлагали его вниманию ярко-розовый лик обаятельного О’Джея, долго страдавшего (по его утверждениям) от побоев гневливой супруги. Светлому образу обаятельной звезды не дозволено был затемниться примитивными полицейскими фотоизображениями со следами многочисленных ушибов – еще в давние годы счастливой семейной жизни на лице почему-то у Николь. Интересно, что любящий муж утверждал, что он жену не колотил, но “несет ответственность”, что очень похоже на окончательную формулировку гражданского процесса: вердикт не говорит, что Симпсон – убийца, а просто “ответственен за убийство”. Это как? Как бы не доглядел за колумбийской мафией, что ли? Логики тут немного, зато психологически получается, что и волки сыты, и овцы целы. Простым смертным, то есть не юристам, всего этого не понять, хотя последние и пытаются втолковать им различие между “резонными сомнениями” и “суммой доказательств”. Напомню, что “резонные сомнения” первого жюри держались, в основном, на трех китах: 1. Такой симпатичный парень не мог, ну, прямо не мог совершить такое тяжкое злодеяние; 2. Белые расисты организовали грандиозный заговор против невинного черного парня; 3. Безграмотные “товарищи ученые”, цинично разлагающие молекулы на атомы, окончательно двинулись со своими генами и хромосомами.
Я почти не преувеличиваю. Остается только удивляться, как с такими аргументами защите Симпсона удалось все же выиграть уголовный процесс. Однако удивляться не приходится, наблюдая разные варианты и примеры сбалансированного, “общепримиряющего” подхода. Если эмоции и определенные установки чернокожего населения вполне понятны (и даже в известной степени если не логически, то эмоционально оправданы – вспомним избиение полицией Родни Кинга, вызвавшее законный, по началу, протест черного населения), то от белокожих граждан поневоле ожидаешь большей логичности и объективности. Единственным оправданием их оправдательной позиции может служить только недостаточное знание сути дела и, так как жизнь идет вперед, и пресса, возможно, уже не вернется к “нулевой точке” симпсоновской эпопеи, то мне хотелось бы, в целях уяснения истины, хотя бы вкратце напомнить некоторые исходные обстоятельства и детали.
12 июня 1994 года, ближе к 11 вечера, прогуливающаяся молодая пара обратила внимание на как-то странно и беспомощно бредущую собаку породы акита (несколько ранее собаку видели и другие жильцы этого района). Они заметили также, что лапы у собаки были в крови. Молодые люди поманили пса, он пошел за ними в их дом, но когда они хотели прикрыть за собой двери, собака не дала им это сделать, придерживая двери лапой и порываясь выйти. Последовав за нею, у одного из соседних домов они обнаружили окровавленный труп молодой женщины и в панике заколотили в ворота ближайшего дома с просьбой позвонить 911. Перепуганные жильцы, не разобравшись, решили, что к ним ломятся грабители. Так что первоначально полиция прибыла не на предмет выяснения убийства, а по поводу предполагаемого ограбления. Очень скоро уяснив в чем дело, полиция обнаружила неподалеку от убитой женщины еще один окровавленный труп, на этот раз – молодого мужчины. Были вызваны специалисты по расследованию дел такого рода. Соседи рассказали полиции, что убитая – бывшая жена известного футболиста и спортивного комментатора О’Джея Симпсона. На столе у убитой Николь Браун полиция нашла письмо с адресом ее бывшего мужа. В связи с особыми обстоятельствами дела было принято решение привлечь известных высококлассных профессионалов, расследовавших в общей сложности не менее 500 убийств. Детективы Ванаттер и Ланге, живущие в отдаленных районах города, прибыли к месту происшествия немногим позже двух часов ночи. Так как трупы лежали буквально в лужах собственной крови, то вероятный убийца просто не мог за собой не наследить. Все следы на земле были оставлены одной и той же парой обуви 12-го размера, то есть убийца действовал, по-видимому, в одиночку. Кроме того, слева от этих следов виднелось множество капель крови, из чего можно было предположить, что кровь, вероятно, капала из пораненной левой руки преступника. Однако центральной находкой оказалась лежащая рядом с мужским трупом, пропитавшаяся кровью кожаная левая перчатка, наталкивающая на мысль, что преступник, “вечно в кожаных перчатках, чтоб не делать отпечатков”, скорее всего, потерял их во время схватки. Полиция по своим каналам легко установила, что еще во время супружества между О’Джеем и Николь часто возникали ссоры, нередко сопровождаемые побоями Николь, в связи с чем она уже неоднократно вызывала полицию. Несмотря на длившийся уже два года развод, О’Джей не раз заходил к своей бывшей жене, где продолжал вести себя не лучшим образом. Надо отметить, что многочисленные следы и пятна крови не могли быть сразу идентифицированы, так что Симпсон попадал пока в число не прямых, а вероятных, так называемых потенциальных подозреваемых, просто как бывший муж убитой.
В пять утра детективы приехали к месту жительства О’Джея, расположенному всего в двух милях от дома Николь. Там они обнаружили припаркованный недалеко от дома белый “Бронко” Симпсона, но, сколько они ни сигналили, из дома никто не отзывался. Произведя тем временем внешний осмотр, детективы сперва заметили пятно крови вблизи дверной ручки автомобиля, а потом, с помощью фонарика заглянув вовнутрь, разглядели еще несколько кровавых пятен рядом с водительским сидением. Такая ситуация требовала неотложных действий. Здесь возник тот тонкий момент, которым позже воспользовались адвокаты О’Джея Симпсона, ссылаясь на незаконность действий полиции, баз санкции прокурора проникших в частное владение. Детективы же возражали, что, во-первых, в экстренных случаях такие действия не только допустимы, но и необходимы; а во-вторых, на тот момент они еще не рассматривали Симпсона как актуального подозреваемого, а исходили из того, что и его жизнь может находиться сейчас в опасности (хоть это второе допущение выглядит достаточно натянуто, но формально оно – как и многие натяжки с адвокатской стороны – вполне приемлемо).
Детектив Фурман, как самый молодой из присутствующих, перелез через ворота, открыл их и впустил остальных сыщиков. Опрос домработницы Симпсона, а также его старшей дочери Арнел, показал, что сам хозяин вчера в 11 часов вечера отправился в лимузине в аэропорт, откуда улетел в Чикаго. При себе он имел четыре предмета багажа (как известно, привез обратно три). На полу в холле обнаружено множество пятен крови. На дворе найдена вторая кожаная перчатка. У кровати – носки, на которых были мелкие и поначалу незамеченные брызги крови, принадлежащей обоим жертвам…
Такова была завязка событий, описание которых ныне занимает тысячи страниц уголовного дела и, надо думать, не менее того в прессе и в специально написанных на эту тему книгах. А далее… Симпсон путался в показаниях, противореча самому себе (так, пытаясь объяснить, почему он не отвечал на сигналы водителя лимузина, он один раз заявил, что проспал, а в другой – что играл в теннис (!). Вообще он имел право и вовсе не соглашаться на этот допрос, но добровольно пошел на него, видимо, положившись на свое обаяние и не рассчитывая, что следователи начнут копаться в каждой детали, в каждой минуте…
Ничего, однако: ловкие адвокаты и тут его выручили, с помощью фото убедив присяжных, что их подопечный – отличный парень и вообще прекрасный семьянин, а все полицейские, детективы, криминалисты – жуткие обманщики, заговорщики и расисты, особенно этот негодяй Фурман, который подбросил перчатку… Но что еще ожидать от человека, который произносит запретное эн-слово? Симпсон полностью завалил тест на детекторе лжи, объясняя потом этот завал тем, что он будто бы просто играл с детектором, желая посмотреть, как он работает (!). На каких простаков рассчитано такое “объяснение” непонятно – разве что на тех, кто заранее расположен называть все черное – белым, - а таких “простаков”, как мы убедились, тоже хватает.
Вообще, на втором процессе, когда Симпсону пришлось все же давать показания перед судьей и присяжными, он избрал тактику полного отрицания и забвения, то есть сплошной лжи. Что ж, с одной стороны, у него просто не было другого выхода, а с другой – каков поп, таков и приход. В свое время адвокаты, пытаясь создать обвиняемому хоть какое-то алиби, нашли, а, точнее, купили двух свидетельниц, одна из которых более ста раз на вопросы прокурора ответила “донт ремембе”, а другая вообще не дотянула до стенда, как раз к тому времени в очередной, тридцать пятый (!) раз оказавшись под следствием за мошенничество. Такими личностями не гнушались пользоваться люди, которые призваны, казалось бы, служить Фемиде, то есть справедливости и истине! И они же не постеснялись обвинить в подлоге как рядовых специалистов, просто делающих свое дело и, несомненно, дорожащих своей работой, так и таких высококлассных профессионалов, как Ванаттер и Ланге, для которых, как минимум, существует понятие чести мундира. Нужен был им всем этот Симпсон, чтобы рисковать своей репутацией и карьерой, подбрасывая перчатки, разбрызгивая его кровь (это, пожалуй, сюжет для какого-то фильма ужаса, но именно потому он охотно принимается определенной частью публики), подделывая анализы ДНК…
Так вот, разве можно ставить на одну доску “резонные сомнения” адвокатов (в чести и достоинстве десятков специалистов) – и буквально сотни улик и свидетельских показаний, однозначно указывающих на убийцу?! Даже такая, казалось бы, косвенная деталь, как то, что бывшая на месте довольно крупная собака породы акито не лаяла, а жалобно выла и скулила (соседи слышали этот вой в 15-20 минут одиннадцатого, что вполне определенно дает время совершения преступления), логически ведет к тому, что убийца собаке был хорошо знаком, иначе бы она вела себя так, как и положено в таких случаях сильной собаке, с которой прежде всего пришлось иметь дело чужому убийце; просто исключено, чтобы собака не подняла лай, когда на доверенной ей территории появились незнакомые люди, а потом еще начали резать ее хозяйку (во время следствия собака прошла соответствующие испытания и показала себя достаточно смелой и дееспособной).
Красочный облик спорт-теле-звезды, кстати, “расцветает” новыми красками и от таких, например, уже известных следствию, но почему-то не фигурировавших на первом процессе подробностях: Николь записывала в дневнике, что Симпсон угрожает ей убийством; она говорила своей подруге, что боится его взгляда, который иногда становится, как у зверя; за шесть недель до убийства Симпсон купил большой складной нож (с длиной лезвия 6 дюймов) и попросил продавца поострее его заточить; за два дня до убийства он купил целый набор ножей и, по показаниям везшего его водителя, размахивал ими, сидя на заднем сидении автомобиля и испуская соответствующие крики; на теле Гольдмана найдено множество мелких ножевых ранений, причиненных ему до наступления смерти, - то есть убийца “просто” пытал жертву, наслаждаясь ее страданиями… Да, убийца – ревнивец, но и не просто ревнивец…
Еще раз отмечу, что “процесс века”, несмотря на изначальную свою заурядность (убийство из ревности), обнажил ряд не только юридических, но и общечеловеческих проблем: противостояние правды и лжи, фактов и демагогии, морали и денег… Трудно сказать, восторжествует ли в конце концов справедливость, но пока мы видели бессилие правды, призрачность морали, уязвимость фактов, над которыми легко торжествует миф, играющий на темных сторонах человеческого сознания. Что по сравнению с “теорией” заговора любая гора доказательств? – кто их смотрит, кто их читает?! И кажется мне, что если даже прогремит голос с неба, всегда найдутся “мудрецы”, которые скажут: “Голос неба – не доказательство!”
Февраль 1997 г., Лос-Анджелес