“Прошла зима, настало лето –
спасибо партии за это”.
/нар. мудрость/
“Просыпаюсь с бодуна, разболелась печень,
Денег нету ни хрена, похмелиться нечем.
Глаз заплыл, пиджак в пыли, под кроватью брюки...
До чего же довели коммунисты-суки!”
/Иг. Иртеньев/
Как говорится, “в огороде – бузина, а в Киеве – дядька”... Но отсутствием причинно-следственной связи комический эффект в обоих стихах не исчерпывается, так как они еще и пародируют, в первом случае, старый коммунистический штамп, а во втором, наоборот, - антикоммунистический стереотип нынешнего массового сознания. Про неслучайность первого и говорить нечего. Во втором же случае пропагандистская заданность стереотипа как бы отсутствует и выглядит стихийной реакцией на коммунистические уродства. Так ли это? И если не совсем так, то в какой степени массовое сознание действительно стихийно, а в какой – стимулировано сознательными (в данном случае – деструктивными по отношению к “империи зла”) силами? На этот увлекательный вопрос, затрагивающий интересы серьезных ведомств, я, разумеется, отвечать не решусь и только лишь хочу выразить свое дилетантское неприятие некоторых сторон формирования “антиимперского” типа сознания, оттолкнувшись на старте от какого-либо показательного примера из области постсоветского искусства.
В качестве такого примера (а их множество) я выбрал фильм П. Тодоровского (режиссер Тодоровский, автор сценария Тодоровский, музыка Тодоровского) “Анкор! Еще Анкор!”. Обращение именно к этому фильму, кроме непосредственной зрительской реакции, вызвано еще и тем, что он отмечен премией на Московском кинофестивале.
Сюжет фильма исключительно прост, и вся его двигательная энергия содержится в однообразной, хотя и многократно переплетенной любовной интрижке – если позволительно именовать любовью примитивные половые контакты, которым предаются то ли от скуки, то ли от протеста к гнусной советской действительности солдаты и офицеры некоего северного поселка. Звуковым, а по сути – идейным фоном фильма являются бодрые советские песенки, лживость которых – по замыслу авторов – синонимична лживости и всего мира соцреализма. П. Тодоровский добивается своей разоблачительной цели методом простого контраста: имеющий уши – да слышит, имеющий очи – да зрит... “Светит солнышко на небе ясное, цветут сады, шумят поля. Россия вольная, страна прекрасная, Советский край – моя земля!”. И тут же – сплошные измены, грязь, пьянь, мордобития... да еще бескрайние заснеженные поля под серым небом. И первое (и требуемое) впечатление: вот она, истинная правда, точнее, истинная ложь коммунизма! Тем более, что и СМЕРШ - тут как тут, тоже во всей своей гнусности. Соцреальность отражена со страшной силой. Мрак!... Так? “Вроде бы так”, - говорят старые люди, а потом, припомнив, признаются: “А, вроде бы, и не так”. Грязи все же поменьше было, но, главное, куда девалось то чистое и светлое, которое удивительным образом сопутствовало той грандиозной эпохе? Молодым уже не понять этого. Они, умные скажут: обман все это, внушение, пропаганда, ностальгия по прошлому... Но и этот обман (пусть будет так) был обращен к лучшему в душе человека, осветляя и очищая ее, вызывая непередаваемое в терминах рационализма чувство окрыленности, приподнятости, причастности к чему-то великому и общему... Стоп! Оглянемся вокруг: прекрасно строят в Америке: культура производства, техника, технология 21 века... А людям что от того? Не в практическом смысле, конечно… Глаз хотя и радуется, а душа-то молчит. Потому, может быть, что все знают: каждый делает свое дело, все о кей! Но чтобы волноваться, переживать, радоваться, огорчаться?!..
А там? Строится ли дом, БАМ, Комсомольск-на Амуре... – «Все вокруг народное, все вокруг моё» - и сам наш критицизм являлся формовыражением этой неравнодушной всепричастности. Такое отношение было вполне ощутимой реальностью, элементом нашей жизни. Это факт, далеко не всегда осознаваемый современниками, - что уж говорить о потомках! И, говоря о песнях того времени, следует понимать, что они выполняли не только социальный (внешний), но и духовный (внутренний) заказ, являясь одновременно и ведомыми и ведущими социализированной духовности советского человека
Конечно, изолируя песенные тексты от сопутствующей им атмосферы, анализируя их трезвым теперешним умом, можно посмеяться над их поэтической (и своей политической) наивностью. Но видимое превосходство нас, теперешних, над ними, тогдашними, равнозначно не абсолютному превосходству мудрости над глупостью, а относительному преимуществу взрослого над ребенком, внутренний мир которого, однако, если и не выше (впрочем, кто знает?), но выразительней и чище. А внешний мир, возможно, существовал как отражение этого внутреннего, как фантастическая реальность, данная нам в ощущениях. Перевернутый мир? А это уже определяется соотношением между материей и духом, соответствующим данной исторической ситуации (каждый раз в чем-то неповторимой и необычной), искаженное изображение которого вносит в мир новую ложь, служащую новым господам. Тем более, что, возможно, это не чисто советский, а во многом – русский феномен, вытекающий из соборности, из единства народной души, которой нынче противопоставлен западный (буржуазный) индивидуализм. Не потому ли “поэт в России больше, чем поэт”? Но тогда и песня – больше, чем песня, примером чего является непредставимое на Западе “явление Владимира Высоцкого”.
Но что же такое эта «новая» ложь? Это, на мой взгляд, ложь очернительства и идейной дискредитации духа. Справедливо выступив первоначально против розовой лжи тотальной идеологизации, гласность перевалила пик праведного разоблачительства и – в силу ряда политических, идеологических и психологических факторов – обернулась черной ложью безыдейного материализма. И здесь не спасет покаянное обращение к христианству хотя бы потому, что оно не может стать достаточно массовым явлением (а в недавней атеистической стране – и достаточно искренним), но, главное, потому, что, выступая в противовес социализму, христианство, по сути, должно выступать против собственных идейных предпосылок: направленности к бедным и обездоленным, выступлению против стяжательства и накопления земного богатства, к приоритету духовного над материальным... “Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, а собирайте себе сокровища на небеси... Ибо где сокровище ваше, там и будет сердце ваше... Не можете служить Богу и маммоне (богатству)”. А на другом полюсе торжествует нынче такая, например, «деловая» истина: “Лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным”, - и попробуй, например, объясни американцу, что российская советская действительность несмотря ни на что, даже в худшие годы была далеко не столь уныла и безобразна, как ее изображают ныне иные чересчур демократизированные мастера культуры. У России с Америкой тут совершенно различные понятийные системы координат.
Вот забавный пример. Наблюдая по русскому телевидению выступления Михаила Жванецкого, одна знакомая, «американка» с детства, заметила: “Видно, что он не профессиональный артист”. Болея за Жванецкого, я ответил, что он и вовсе не артист, а всего лишь писатель, читающий свои произведения. Не преминул вспомнить и Высоцкого с его уникальными сатирическими песнями. И в ответ услышал: “Да, у нас тут тоже есть несколько таких комиков” (!).
Непредвзятому взгляду ясно, что коммунистическая идея несла – вопреки собственному атеизму – очищающий христианский пафос, хотя и настоянный не на всепрощающей христианской любви, а, напротив, на манихейском разделении добра и зла, каковое совместно с благородной идеей социальной справедливости порождало горючую смесь революции. Новая ложь, ложь демократов состояла прежде всего в отрицании этого пафоса, в непризнании за революционерами (в первую очередь за большевиками) идейной чистоты, каковой то ли не обладали они (демократы) сами, то ли не смогли допустить в ком-то другом, - и, напротив, в приписывании “коммунякам” только корыстных, карьеристских, честолюбивых и властолюбивых устремлений. И восхитителен нынешний поворот общественной мысли: в аморальность коммунистов уверовало ныне такое же большинство человечества, какое раньше верило в их моральность. Этот вроде бы естественный результат внезапного просветления масс, обрабатываемых ранее левой пропагандой, на самом деле естественен только частично, будучи радикально активизирован теперь уже пропагандой справа, со всем ее наимощнейшим аппаратом. Рядовой человек легко смешивает в одну кучу социализм, марксизм, ленинизм, сталинизм и терроризм, а Советский Союз – с архипелагом ГУЛАГ, в лучшем случае утверждая: идеалы хороши, но они не работают. (Хотелось бы спросить: а где и когда они “работают”? И все же без идеалов человечество утратило бы подобие не только Божье, но и человечье).
Если условно (а, может, и не условно) поделить человечество на идеалистов и реалистов, то неисполнение социалистических идеалов можно объяснить довольно просто. Как пишет Аркадий Айнварг в статье “Идеалист на рынке” (НРС, 11 июня 1993): “Большинство любого народа будет всегда противостоять идеалистам, потому что большинство – всегда обыватели, а значит – реалисты; каждый занят своими личными делами”... Революционеры же, сами, в основном, будучи идеалистами, и ставку свою делали на идеалистов, посчитав их за большинство (приняв за “своего” и обывателя, борющегося за свои интересы).
Победят ли когда-нибудь в будущем социалистические идеалы? В чистом виде, конечно, нет, - в частности по указанным причинам. Ну, а вообще без идеалов человечеству не выжить. Поэтому и нынешняя победа капитализма (реализма? прагматизма?) является пирровой победой, уже вызвавшей – как и должно было случиться – процессы негативного свойства: пограничные и внутренние конфликты, голод, нищету, национальные противостояния, огромные перепады между богатством и бедностью,.. - и все это там, где еще несколько лет назад были лишь тишь да гладь, да застойная благодать.
Известный писатель, демократ-реалист Алесь Адамович (НРС, 13 июля) демонстрирует убежденность, что разрушение социалистической системы “спасло мир от неизбежной ядерной катастрофы”, по сравнению с которой разорение и развал государства есть наименьшее из двух зол (по его теории самопринесения одного народа в жертву ради того, чтобы выжило всё человечество). Мне, правда, кажется, что либо он все-таки идеалист, либо он все-таки лукавит. Мирные процессы в мире уже давно шли, и никакой академик Раушенбах не мог доказать, что две системы, “настроенные на подозрительность друг относительно друга и на упреждение действий противника, в конце концов, со стопроцентной вероятностью начнут войну” - именно потому, что эти две системы все же не кибернетические. Во всяком случае, и у Раушенбаха, и у Адамовича – лишь теория, а вот страдания миллионов людей в развалившейся (некибернетической) системе – это свершающаяся на наших глазах трагедия, из которой пока даже не видно выхода. И при этом с возникновением множества малых войн и новых форм противостояния, угроза большой войны отнюдь не канула в вечность. Чему же радуется Адамович? И вообще, возникает вопрос: если с распадом “империи Зла” угроза Апокалипсиса не исчезла, а количество зла в мире отнюдь не уменьшилось, а увеличилось, - то, была ли “империя Зла”? Так что, хотя совершенно еще не очевидны добрые всходы мировой демократической революции, зато полувековой давности прогнозы русского философа Ивана Ильина о том, “что сулит миру расчленение России” (“Территория России закипит бесконечными распрями, столкновениями и гражданскими войнами, которые будут постоянно перерастать в мировые столкновения...”), увы, начинают ныне сбываться с пугающей точностью.
Лос-Анджелес, 25 июля 1993 г.